Исследование самых сложных эстетических категории смешного, комического, ироничного берет начало еще со времен античности, в «Поэтике»

Смех, комическое, ирония в художественном стиле русских и казахских писателей

жүктеу 191,78 Kb.

бет	7/17
Дата	13.04.2023
өлшемі	191,78 Kb.
	#42153
түрі	Исследование

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 17

17.06.20 Несібелі Е. диссертация

2 Смех, комическое, ирония в художественном стиле русских и казахских писателей

2.1 Смех, комическое, ирония в художественном стиле русских писателей

Комическое в истории русской литературы исследовано Г.С.Умаровой в работе «Мир казахского этноса в документальной и художественной прозе В.И. Даля» [56]. В статье сообщается, что прозаик В.И. Даль, известный современному читателю более как составитель «Толкового словаря великорусского языка», в повести «Майна» активно использует комическое и сатирическое в роли художественных средств.

Художественное обобщение казахской жизни в повести Даля «Майна» неотделимо от юмора. Писатель в повести о судьбе казахской девушки вводит юмор как разновидность комического. Автор активно использует их при создании образов и отображении казахских реалий на страницах повести «Майна», чтобы разрядить обстановку, подчеркнуть несоответствие представления героя о себе и окружающих о нем, или же показать нелепость ситуации, в которые попадает незадачливый герой и т.п.
Юмор, комическое как выражения самой природы человека, как [56] особенности характера казахов был замечен Далем [56], – утверждается в статье, – при изучении им казахского общества [56] в оренбургский период творчества писателя (1833-1841). Приводится информация из документов писателя о том, что в его замыслах я было много заготовленных материалов для новой казахской повести [56] «со смешной, шуточной, забавной стороной азиатского, степного быта».
Источником комического [56], насыщенно используемого автором на страницах повести «Майна», явилась специфическая жизненная практика героев, иногда контрастностью между тем, каким хотел показать себя герой и его духовной немощью, как в случае старого жениха Беркута Юлбарсова, или неприспособленность и частая растерянность перед жизненными ситуациями Майора [56] (имя главного героя – Г.У.), выбранного жениха Майны. Комизм отдельных героев раскрывается в повести в тесном единстве с выявлением комизма сферы жизни, в которую они включены, как её неотделимая часть [56]. Юмор, сатира характеризуют, поэтому не только обрисовку того или иного отдельного героя, но окрашивают повествование в целом, определяя его тон, общий колорит. Опираясь на свое приобретенное при общении, научном изучении [56], исследовании мало доступных и редких исторических источников [56], опираясь на свое знание казахов, на свои глубокие жизненные наблюдения, Даль насыщает юмором авторский рассказ о героях и диалоги действующих лиц, описание их внешности [56] и отражение их внутреннего мира [56].
В статье приводятся примеры использования юмора, как одного из художественных средств, В.И.Далем в повести «Майна». Так, во время сватовства Майора, Сакалбай, отец [56] Майора и отец Майны, Карасакал-батыр, «сидели, потупив головы, не зная, о чем [56] же еще сказать». В этой неловкой ситуации, «надувшись и приняв важную осанку, дядя сказал пренапыщенное похвальное слово хозяину, Карасакалу, и брату своему Сакалбаю; превозносил дружбу их, зажиточность, добрую славу, заключил из этого, что и дети их должны быть им подобны и друг друга достойны; потом стал насчитывать калым, <….> стараясь, по обычаю, умножить разными уловками счет голов; в первый год, говорил он, брать десять овец ягненных и двух коз – 24 головы; там трёх жеребых кобыл – тридцать, и так далее [56, с. 367].
Карасакал-батыр, отец Майны, пишет [56] полное красноречия, пышных пустых фраз письмо «бывшему» свату, Сакалбаю, о том, что он решил выдать дочь за султана Беркута сына Юлбарсова [56]; что белая кость султана несомненна [56, С.383-384]. Умаровой акцентируется внимание на том, что Даль мастерски воспроизводит привычное течение житейских обрядов. Но [56] читатель, благодаря удачно схваченному взгляду писателя, видит их бессмыслие, замаскированное обиходностью, в тексте получившее юмористическое «боковое освещение». Само имя жениха на казахском языке означает «Орел», а фамилия «Львов», что [56] контрастно внешнему виду и духовному содержанию героя.
Белинский причислял Даля к представителям «натуральной школы» в русской литературе. Особенности этой школы проявлялись, прежде всего, в смешных именах героев. Так же смешно звучат, по законам натуральной школы, собственные имена в повести «Майна». «Названия родов Малой орды иногда взяты от разных предметов или понятий [56], как Карасакал – черная борода, Сарыбаш – желтая голова, Кара-балык – черная рыба» [56], – пишет автор. Для писателя смешным [56] и непонятным, кажется, стремление казахов давать имя ребенку с увиденного в момент рождения ребенка предмета [56] ли, явления ли, человека ли. В натуральной школе имена героев чаще всего служили созданию интонации именно «иронической, комической, сатирической». В то же время автором исследования отмечается активное включение писателем казахских слов в русский художественный текст.
Часто использовались писателями школы «говорящие фамилии». Братьями Бикея – героя повести «Бикей и Мауляна» были Джан-Кучюк и Кунак-бай. Кунак-бай значит: богатый друг (богатый гость – Г.У.), но Джан-Кучюк, душа-собака, собачья душа, есть кличка, достойная низменного человека. «Джан-Кучюк был один из тех дикарей, которого можно и должно называть просто зверем, не распространяясь в картинном изображении бессмысленно-зверского нрава его…» [56, С. 261]. В повести «Майна» читаем: «У кайсаков есть монгольский или калмыцкий обычай, который встречаем также у полукочевых башкиров, но которого не знают другие мусульманские народы, – давать имя новорожденному, по произволу, с первого встречного предмета или понятия. Между баюлинцами был старик Сакалбай и у него четыре сына – Полковник, Майор, Капитан и Поручик. Я называю всех их по именам, – это не чины, а имена их – только по странности имена сих, которые даны были в честь русских чинов» [56, С.362]. Умаровой отмечено, автору не приходится придумывать смешные имена героям: у казахов существовало мнение, что чем смешнее дают имя ребенку, тем дольше будет жить человек на свете, или же ребенка с таким именем не могут сглазить, и, соответственно, он не будет болеть [56].
В повести «Майна» нашли место некоторые приемы комического. Они имели место в 40-е годы XIX века как один из основных методов писателей натуральной школы. Это отличает Даля от других очеркистов (у Григоровича в очерках нет комизма, у Буткова, Гребенки он носит совершенно иной характер) [56]. Даль здесь в большей степени последователь Гоголя [57, С.57.]. Комизм ситуаций часто использован Далем именно на страницах повести «Майна». Комична ситуация, когда мы читаем строки о том, как Майна и Куцый в пути после нападения на них шайки остались без еды, и голодный «рыцарь» Майны представил себе, как он один съедает целого барана. «Наслаждаясь мысленно этим лакомым и сытным блюдом, он представлял [56], как сочное мясо тешило неприхотливый язык и небо. Он рассмеялся и утер рот ладонью, взад и вперед, от уха до уха. Потом Куцый зевнул, растворив челюсти свои четверти на полторы, поежился, пожал плечами туда и сюда, и стал дремать на коне, как после сытного обеда» [56].
В повести много юмора, смеха, светлых тонов при изображении героев и жизненных ситуаций. Такие юмористические ситуации активно используются писателем при обрисовке образа и поступков жениха главной героини – Майора. По своему воспитанию, характеру восприятия жизни Майор – своеобразный «недоросль». Обедненность сознания Майора [56] не результат его биологической неполноценности, а следствие тех условий, в которых он живет. За него решает проблемы, составляет план его действий отец [56]. Майор привык во всем полагаться на отца, который все решает и делает за него, называя сына глупым. Ему же оставалось только «слушать и молчать» [56]. Доверчивый и бесхарактерный, Майор легко становится объектом всяческих проделок окружающих, «героем» комических приключений. Отец повез его к своему другу, не предупредив, что едет сватать Майора за дочь друга [56] Майну. В пути, узнав об этом, Майор убегает домой. После сватовства, состоявшего без будущего жениха и без согласия жениха и невесты, Сакалбай, вернувшись, высмеивает сына. При этом [56] отец указывает на несоответствие высокого имени и поступков [56] сына.
Забавна сцена поражения Майора Майной ночью, в темноте. Она принимает его за мнимого врага-преследователя. Смешон Майор и во время свадебной церемонии, когда Сакалбай ради приличия решил соблюсти народный обычай, долго не соглашаясь на свадьбу сына и Майны, Майор ударил перед ним «челом в землю и завыл: «Язык свой вырву, грудь истерзаю, отсеку правую руку свою».
Описания эти усиливают общий жизнерадостный колорит произведения. Юмор [56], использованный на страницах повести, не надуманный, это одна из особенностей казахов, умеющих шутить и воспринимать шутки [56], –считает Умарова.
Комические описания внешности героев являются характерными особенностями в повести «Майна». Комическое описание внешности героя использовано писателем, в особенности, при знакомстве с «рыцарем» Майны Куцым, «действительно бывалым лицом», как указывает автор [56]. Автором исследования приводится одно из таких удачных описаний: у молодца крепкого, здорового телосложения был вид [56] «урода, на которого нельзя было смотреть без смеху. Ростом не велик, в плечах широк, с коротенькими ножками, огромной головой и еще огромнейшими ушами, подслеповатыми глазами, представлял он собою живой бурятский кумирчик, как отливаются они из меди или фарфора. Широкие костлявые скулы давали уродливой голове его точный вид нашего самовара… От всегдашней верховой езды, ноги образовали у Куцего, каждая, почти полукружие; и если каблуки сходились вместе, то колено было от колена еще как Москва от Питера» [56, С. 173].
Это «сокровище», утверждает автор, [56] «снабжен был от природы достаточным чутьем и памятью местности, чтобы служить вожаком по местности». «Молодец наш», «рыцарь и герой наш», рассказывает Даль, владел двумя слабостями: первой слабостью были [56] женщины, женитьба, а другой слабостью [56] была ненасытная утроба его, мог съедать за раз целого барана. Он охотно верил в то, что [56] «на нем лежит большой чин, и что Майна скорее согласится выйти за него, чем за Майора или за старика Беркута, в сравнении с коим Куцый считал себя красавцем». Когда же Майна поведала ему о своем [56] плане побега из родительского дома с ним вместе, уверив его в том, что она влюблена в него, счастью Куцего не было предела. Автор с иронией отмечает, что Майна, позволив Куцему поцеловать свою руку, разрешила поступить ему так, как не поступал ни один казах со своей возлюбленной [56]. В словесной ткани характеристики Куцего Умаровой выделяются комическое сочетание различных сравнений героя с предметами и явлениями, не имеющих между собой никакой внутренней связи; нахождение их в одном ряду как бы отражает «логику» героя и его действий [56]. Автор именует его то «попутчик и вожак», то «безродный дюрт-каринец», то «молодец», то «бурятский кумирчик», то «самовар», то «сокровище» [56], то «рыцарь и герой». Сопоставление весьма отличных друг от друга [56] определений в данном случае служит средством выявления комизма внешней, ложной значительности [56].
Обладая даром открывать комическое в реальной действительности, Даль использует [56] его при обрисовке образа Куцего не для праздного развлечения и забавы людей [56], а использует это художественное средство как одно из проявлений жизни, писатель выступает не как бесстрастный наблюдатель [56], а человек, гражданин, который неравнодушен к судьбе казахского нищего – байгуша Куцего [56]. Комизм в описании Куцего не исключает трезвого взгляда и сочувствия. Использование Далем юмора на страницах повести «Майна» способствует более тонкому и яркому изображению [56] образов.
Столкновение «высокого» и «низкого» как источник комического предстает в изображении образа Беркута – дряхлого старика [56], имеющего трех жен и вздумавшего взять себе четвертую жену – юную Майну [56]. «Беркут, то есть орел, сын Юлбарса, то есть тигра, или по-русски, бобра, – это громкое имя и прозвание; царь пернатых и первый за львом сановник и вельможа четвероногих. Но султан, в том виде, по крайней мере, не отвечал собою на громкое имя свое: ему было за 60 лет… Он знал на память две-три молитвы из Корана, разумеется, не понимая их, твердо помнил наизусть все 14 колен родословного древа своего от Чингиса и утешался твердой надеждой, что в нем, по крайней мере, не прекратится, но Беркут жил между дюрт-каринцами без имени и весу, и отличался тем только от прочих кайсаков, что ему говорили: т а к сы р» [58].
Наряду с комическим пафосом писатель великолепно раскрывает противоречие между высокими благородными словами и низменной [56] сущностью Беркута. Стремление героя «приукрасить» себя [56] изображено сатирически. В данной ситуации комическое перерастает в сатиру, достигает сатирического накала. «Сам он был собою очень доволен и знал все: так, например, когда один караван-баши попотчевал султана на дневке чаем, которого этот, отродясь, не видывал, то Беркут Юлбарсов не хотел показывать даже и в этом деле невежество свое, а сказал, прихлебывая: «Знаю я чай этот, знаю – его делает какая-то птица, комар ли, оса ли; только он жидок что-то у тебя и не сладок». Из этого надо догадываться, что султан слышал когда-то и что-то про мед, который пьют с чаем, и, полагая, что его потчуют медом, находил его жидким и несладким» [56].
Вывод. Далем использовано комическое, его разновидности – юмор, сатира в повести «Майна» как одно из художественных средств, помогающих реалистически изобразить казахскую действительность начала девятнадцатого столетия, – считает Г. Умарова. Причинами обращения к категориям комического Даля, по мнению исследователя, кроются в том, что комическое было обусловлено общественными противоречиями казахских реалий тех времен; комическое выступает как часть национальной культуры; комическое в данном художественном тексте является достоянием авторского сознания.
В русской классической литературе многими литературоведами комическое исследовано в произведениях Н.В.Гоголя (1809-1852). Николай Васильевич Гоголь (фамилия при рождении Яновский, с 1821 года– Гоголь-Яновский) – русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, признанный одним из классиков русской литературы. Гоголь совмещает в своем лице пленительного лирика, фантаста, сказочника – и язвительного сатирика.
Юмор, непринужденная веселость, умение видеть в жизни смешное – все это позволило Гоголю создать такие произведения, как «Вечера на хуторе близ Диканьки», в котором русский классик А.С.Пушкин хвалил «веселость простодушную и лукавую. Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и плящущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой». По мнению поэта, так не смеялись со времен Фонвизина. Далее, русский поэт сообщает, что молодой Гоголь издал «Арабески», где находится его «Невский проспект», самое полное из его произведений. Вслед за тем явился «Миргород», где с жадностию все прочли и «Старосветских помещиков», эту шутливую, трогательную идиллию, которая заставляет вас смеяться сквозь слезу грусти и умиления, и «Тараса Бульбу», коего начало достойно Вальтера Скотта» [60, с.180].
Отроду еще неизвестный никому юмор был в «Повести о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем…», – отмечает В.Стасов.
Развивая реалистические принципы Пушкина, Гоголь обращается к житейской повседневности, к обычным, заурядным явлениям российской действительности и использует по преимуществу средства сатиры.
Отмечая особенности произведений, художественного стиля Н.В.Гоголя, В.Г. Белинский в статье «О русской повести и повестях Гоголя («Арабески» и «Миргород») писал, что «отличительный характер повестей Гоголя составляют простота вымысла, народность, совершенная истина жизни, оригинальность и комическое одушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния. Причина всех этих качеств заключается в одном источнике: Гоголь – поэт, поэт жизни действительной.
Что такое каждая из его повестей? Смешная комедия, которая начинается глупостями, продолжается глупостями и оканчивается слезами и которая, наконец, называется жизнию. [Выд. Белинским. – Г.С., Н.Е.]. И таковы все его повести: сначала смешно, потом грустно! Сколько тут поэзии, сколько философии, сколько истины!
Комизм или гумор [юмор – Г.С., Н.Е.] Гоголя имеет свой, особенный характер: это гумор чисто русский, гумор спокойный, простодушный, в котором автор как бы прикидывается простачком…надо быть слишком глупым, чтобы не понять его иронии, но эта ирония чрезвычайно как идет к нему… Истинный гумор Гоголя все-таки состоит в верном взгляде на жизнь.
Если Гоголь часто и с умыслом подшучивает над своими героями, то без злобы, без ненависти; он понимает их ничтожность, но не сердится на нее; он даже как будто любуется ею, как любуется взрослый человек на игры детей, которые для него смешны своею наивностью, но которых он не имеет желания разделить. Но тем не менее, это все-таки гумор, ибо не щадит ничтожества, не скрывает и не скрашивает его безобразия, ибо, пленяя изображением этого ничтожества, возбуждает к нему отвращение.
Еще об одном достоинстве его произведений; это лиризм, которым проникнуты его описания таких предметов, которыми он увлекается». [60, С.180-182].
Русский писатель и критик А.И.Герцен так характеризует художественный стиль Н.В.Гоголя: «Рассказы, с которыми впервые выступил Гоголь, представляют собою серию подлинно прекрасных картин, изображающих нравы и природу Малороссии, – картин, полных веселости, изящества, живости и любви.
С переездом Гоголя из Малороссии в среднюю Россию исчезают в его произведениях простодушные, грациозные образы. Нет в них более полудикого героя наподобие Тараса Бульбы, нет добродушного патриархального старика, так хорошо описанного в «Старосветских помещиках». Под московским небом все в душе его становится мрачным, пасмурным, враждебным. Он продолжает смеяться даже больше, чем прежде, но это другой смех, он может обмануть лишь людей с очень черствым сердцем или слишком уж простодушных. Перейдя от своих малороссов и казаков к русским, Гоголь оставляет в стороне народ и принимается за двух его самых заклятых врагов: за чиновника и помещика. Никто и никогда до него не написал такого полного курса патологической анатомии русского чиновника. Смеясь, он безжалостно проникает в самые сокровенные уголки этой нечистой, зловредной души» [60].
Наиболее известными исследованиями произведений Н.В.Гоголя по отражению в них комического считаются труды М.Бахтина [15], В.Я.Проппа [37], Ю.Тынянова [38], Ю.М.Лотмана, [39], Ю.Р.Зангировой [40] и др.
Комедийность в произведениях Гоголя, в комедиях, повестях передается ярко выраженной двойственностью: внешняя сторона событий в них повторяют традиционные черты комедии тех времен, и в то же время присутствуют комические ситуации, чаще всего, обман, проявляющийся в самой развязке произведения. Обман у Гоголя больше всего является сюжетообразующим. Причем кажется, что герои обманом одерживают верх, затем открывается второй план, драматический, и в результате становится очевидным не только нравственное убожество персонажей, но и абсурдность мира, в котором они пребывают. Поэтому смех (по выражению самого Гоголя) со своей основной функцией – вывести сущность героев, их порочность, искаженные представления о жизни, становится единственным положительным персонажем многих произведений писателя.
Смех в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» – мир народно-праздничное через серию юмористических фольклорных элементов, связанных с праздничной привести к изменению, трансформации. Кроме того, природа смеха Гоголя неоднородна. В начале, "вечера на хуторе близ Диканьки" и "Миргород" смех был в характере фестиваля, праздничного, спонтанного смеха, а позже, по словам Бахтина, «тематика самого праздника и вольно-веселая праздничная атмосфера определяют сюжет, образы и тон этих рассказов. Праздник, связанные с ним поверья, его особая атмосфера вольности и веселья, выводят жизнь из ее обычной колеи и делают невозможное возможным (в том числе и заключение невозможных ранее браков). И в чисто праздничных рассказах, и в других существенную роль играет веселая чертовщина, глубоко родственная по характеру, тону и функциям веселым карнавальным видениям преисподней. Громадна роль переодеваний и мистификаций».
Еще одно проявление комического в прозе Гоголя: комическое проявляется в ряде ситуаций, составляющих фабулу повести «Миргород», сами образы-персонажи, когда «автор-рассказчик» говорит о них.
В исследованиях отмечается общее между стилями Гоголя и Достоевского: использование тождественных имен и отчеств (Иван Иванович, Акакий Акакиевич, Петр Петрович Петух, Фома Фомич). Этот прием используется для усиления комизма ситуаций или характера. Имена, фамилии, прозвища акцентируют внимание читателя на персонаже, выступают его своеобразными репрезентами [89]. Сюда входят использование карнавальных элементов, фантасмагория, синкретизм реального и фантастического; отождествление человека с вещью, усложненные говорящие фамилии, несущие, как комический, так и серьезный элемент, образы трагикомических персонажей.
Именно гоголевский метод создания комического, по мнению вышеназванных исследователей, ряд его приемов, впервые использованный именно им, стал фундаментом сатирической и юмористической русской литературы последующих эпох.
Проявление комического в художественном стиле Антона Павловича Чехова (1860-1904) становились объектами исследования, как в литературоведении, так и в лингвистике. Причиной обращения к категориям комического в произведениях А.П.Чехова А.Ф.Захаркин видит в опыте, приобретенной в результате деятельности в юмористических журналах и газетной периодике. Оттуда и интерес писателя к анекдотам, «мелочишкам», пародии, шуточным объявлениям, забавным календарям, комическим новеллам, сатирическим рассказам. Так, рассказ «Смерть чиновника» Чехова Захаркин считает не просто насмешкой, а сатирой [61, с.13]. Ранние произведения А.П.Чехова публикует под псевдонимом Антоша Чехонте в период с 1880 по 1888 годы.
Комизм характеров, комизм сюжета и в связи с сюжетом [88] комизм положений, в какие попадают герои [88]; комизм портретов, комизм речи, имён, фамилий, комизм в описании окружающей обстановки [88] – это все компоненты, которыми пользовался А.П. Чехов, – отмечается В.И.Камяновым. Благодаря использованию указанных компонентов Чехову удается в произведениях вызвать у читателя смех. Смех Чехова не гневный, суровый приговор над современной общественной жизнью. По Камянову, это добродушная, снисходительная усмешка над маленькими, заурядными людьми [88], казались писателю не только смешными, но одновременно слабыми и жалкими [88].
В поэтике комического у Чехова С.Д.Балухатый выделяет его интерес к мелочам, подробностям жизни [88]; к деталям, характеризующим состояние героя, его действия; в самом интересе к рядовому, ничем не выдающемуся эпизоду жизни [88].
Эволюция комического в произведения Чехова, по М.Д.Сосницкой, приводит и изменению жанровых привязанностей писателя. Так, в первый период творчества (до 1887 г.) преобладает комическая новелла, во второй период (1887-1898 гг.) – сатирический рассказ, в третий период (конец 90-х г.) – жанр иронической трагикомедии. В этой смене жанров [88] отмечается определенная закономерность: движение от комической маски к характеру связано с укрупнением повествования (новелла – рассказ – пьеса) [88].
В специфику комического в творчестве Чехова В.И. Кулешов вводит психологический комизм. Отмечается, что психологический комизм окончательно оформился в 90-е годы. Выделяется исследователем и особенности этого психологического комизма. «Во-первых, писатель постепенно отказывается от резких форм заострения, ориентируясь преимущественно на внешнее правдоподобие изображаемого. Во-вторых, ощутимо движение Чехова от изображения комической маски к изображению комического характера: происходит постепенное усиление психологического начала в создаваемых писателем образах. В-третьих, чеховское комическое повествование [88] – комическое, лирическое и трагическое начала – оказываются нерасчленимыми. В-четвертых, несложная фабула эпизода в чеховских произведениях вбирает в себя многообразие жизни. В-пятых, в комических произведениях писателя действует особый комический хронотоп [88].
В коммуникации между героями, приём непонимания темы разговора между персонажами заметили природу комического в рассказе «Злоумышленник» авторы коллективной монографии под редакцией А.Д.Степанова. Анекдотическая краткость и неожиданные повороты сюжета, точность характеристик героев, яркость «фоновых деталей» в раннем рассказе «Пересолил» выделяются в монографии. Антитезы, инверсии и градации – в рассказе «Попрыгунья» [65].
Утвердившийся еще с Гоголя в русской литературе XIX века «смех сквозь слёзы», смех, сочувствующий, быстро сменяющийся грустью, звучит в пьесах Чехова. В них невозможно провести границы между комическим и трагическим. К.Чуковский считает, что в «Чайке» важные нравственные проблемы общечеловеческого значения изображаются посредством грустной усмешки, а также рассказывается о тех, кто уже ни к чему не стремится, кто хотел и не сумел осуществить свои мечты, и лирически взволнованно изобразил человека, который находит «свою дорогу», знает, «куда идет».
В пьесах «Чайка» и «Вишневый сад» Чехов использует приёмы комического: неизменность и повторяемость. В последней пьесе – приём «пародийного отражения», или «кривого зеркала»; центральные герои окружены «боковыми», откровенно фарсовыми фигурами. Ими подчеркивается комическая сущность центральных (псевдодраматических) персонажей. В этой же пьесе комическая сцена следует за драматическим монологом [67, С.123].
Высказывания, афоризмы в юмористических рассказах Чехова подаются с явной комической установкой. Этой цели служит просторечная лексика, и обыгрывание научных терминов, и комическое употребление славянизмов, и фамильярные обращения к читателю. Рассказчик обо всем сообщает «с ужимкой», с непременным расчетом на юмористический эффект. «Тонкая, как голландская сельдь, мамаша вошла в кабинет к толстому и круглому, как жук, папаше» (Рассказ «Папаша»).
Традиционный юмористический стиль используется не в «положительном» смысле, а как своеобразная маска, которую надевает автор. Это маска юмориста-балагура, отождествляющего себя с рядовым обывателем. Исследователь А.П.Чудаков приходит к таким заключения после анализа рассказов «Встреча весны» и «Смерть чиновника». В рассказе «Хамелеон» акцентируется внимание на присутствие иронического тона через использование «церковно-славянизмов» и «канцеляризмов». «Высокая» книжная лексика в соединении с бытовой производит комическое впечатление [68, С.279].
Повторяемость, повторы, отмеченные еще К.Чуковским, выделяется исследователем Л.Е.Кройчик [69]. Если исследователи отмечали повторяемость внутритекстовые, то Кройчик наблюдает эту повторяемость за пределами одного произведения. Межтекстовые повторы ученый в том, что Чехов [70] «неоднократно возвращался к одним и тем же ситуациям, к своеобразному цитированию, поскольку в реальной жизни действует закон всеобщей повторяемости». С этого аспекта исследователем рассмотрен рассказ «Толстый и тонкий».
Функции повторов в прозе А.П.Чехова стали темой изучения С.В.Чернышевой в одноименной научной работе [70]. Автором исследования подчеркивается, что «иногда слова, относящиеся к одному семантическому полю, могут служить средством пародирования распространенных в русской литературе жанровых форм («страшного» святочного рассказа), а повторы [70] слов и синтаксических конструкций – характеризовать речевое поведение чеховских «риторов», что также вызывает сильный комический эффект. Комическая функция повторов, преобладающая в произведениях Чехова, созданных [70] до 1886-1887 годов, сохранится и в более поздних произведениях писателя.
Механизмы создания комического через искажение и «переворачивание» цитат в качестве приемов создания комического на протяжении всего творчества Чехова осветила в своем исследовании А.С.Ермачкова [71]. Ермачковой утверждается, что «в рассказе «Двадцать девятое июня» (1882) юмористически перефразируются слова Гамлета «Я любил Офелию, как сорок тысяч братьев любить не могут» в следующую характеристику: «Глуп, как сорок тысяч братьев». В ранней юмористике Чехова часто искажаются эти шекспировские строки: «...пьян, как сорок тысяч братьев...». («Ненужная победа», 1882); «...обрадовался сорока тысячам, как сорок тысяч братьев, взятых вместе» («Осколки московской жизни», 1883); «Груб, неотесан и нелеп, как сорок тысяч нелепых братьев» («Дачница», 1884); «Нализался, как сорок тысяч братьев» («Ночь на кладбище, 1886); «...эффектен, как сорок тысяч шаферов, взятых вместе» («Драма на охоте», 1884—1885); «...пьян, как сорок тысяч сапожников» («То была она», 1886)… В каждом упомянутом случае гамлетовские слова выступают в роли поговорки, крылатого выражения, которые употребляется персонажами для характеристики конкретной ситуации или героя, видоизменяясь и варьируясь.
«Использование фразеологизмов (курсив авторский. – А.Е.) как разновидности текстовых реминисценций основано на апелляции к культурологическим (в основном филологическим) знаниям, или фреймам.
Комический эффект здесь может достигаться путем включения культурологических фреймов в тот или иной скрипт (Путь комиссии… усыпан благими намерениями)» [46, С.11]. Так, упомянутая шекспировская цитата, выступая в качестве устоявшегося выражения, фразеологизма, вызывает комический эффект, именно видоизменяясь, то есть включаясь в иной, неожиданный контекст.
Цитаты из грибоедовской комедии «Горе от ума» обладают у Чехова. Хрестоматийно известны пророческие пушкинские слова о языке комедии из письма П.А.Вяземскому от 28 января 1825 г.: «О стихах я не говорю: половина должна войти в пословицу». Именно это и происходит у Чехова: внося в свои тексты строки из комедии, он цитирует уже не собственно слова Грибоедова, а пословицы, устойчивые крылатые выражения, давно вошедшие в обиходную речь. Так, в чеховском рассказе «Визитные карточки» (1886) читаем: «Этот Жан – здоровеннейший мужчина, говорящий хриплым басом, пахнущий уксусом и вечно ищущий по свету, где оскорбленному есть чувству... рюмка водки и рубль взаймы».
Редким, но интересным механизмом создания комического эффекта, характеризующим чеховскую авторскую творческую манеру, Ермачкова называет «переворачивание» цитаты. В повести 1889 г. «Скучная история» цитируются две строки из басни И.А.Крылова «Орел и куры». В данном случае крыловская цитата – это не просто устоявшееся выражение, поговорка, но очень тонкая деталь, нюансированная, «подтекстная». Профессор Николай Степанович, старый, больной человек, знающий, что жить ему осталось не более полугода, чувствует, что не может найти общего языка с женой и дочерью Лизой, и всеми силами души ненавидит претендента на руку дочери, Александра Адольфовича Гнеккера, бывающего в их доме ежедневно. Никому точно неизвестно, кто такой Гнеккер и на какие средства он живет. Прежде профессор никогда не позволял себе никаких колкостей в его адрес, но вот однажды, совершенно неожиданно для самого себя, он «ни с того ни с сего выпалил: Орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться...».
В этой цитате заключена определенная психологически-характеризующая функция, она характеризует определенную психологическую ситуацию, но это сделано тонко и изощренно.
В ранней юмористике Чехова преобладают явные травестия и бурлеск.
Иронию как часть комического в поэтике произведений А.П. Чехова в языкознании рассмотрела Ю.В.Каменская. В контексте исследования «Ирония как компонент идиостиля А.П.Чехова» Ю.Каменская придерживается толкования иронии, реализующейся в художественном тексте и ее необходимо рассматривать с двух точек зрения – как стилистический прием и как концептуальную категорию, связанную с проблемой целостности изучения текста.
В художественном тексте действительным адресантом иронии является автор, а реальным адресатом иронии – читатель, осознающий и декодирующий иронический смысл. Это соотношение адресата и адресанта иронии в творчестве Чехова в отношении текстообразующей иронии соблюдается в подавляющем большинстве произведений. Исключение составляют лишь те прозаические произведения, где повествование ведется от лица рассказчика, выполняющего авторские функции, в том числе – организацию текста на структурном и смысловом уровне.
Активным средством экспликации текстообразующей иронии в творчестве Чехова становится организация текста в виде несобственно-прямой речи, – заключает исследователь.

жүктеу 191,78 Kb.

Достарыңызбен бөлісу:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 17