Қазақстан республикасы бiлiм және ғылым министрлiгi еуразия гуманитарлық институты

              188 

 

Отчетливые  предпосылки  идеи  социального  характера  были  сформулированы  в 

рамках  этнопсихологического  направления  американской  антропологии.  В  30-е  годы  XX 

века возникает направление «Культура и личность», связанное с именем Рут Бенедикт. Здесь 

культура  определялась  как  индивидуальная  психология,  отраженная  на  большом  экране. 

Согласно 

Р. 

Бенедикт, 

своеобразие 

систем 

распределения 

собственности, 

структурсоциальной  иерархии,  артефактов  и  технологий,  отношений  между  полами, 

формирования  союзов  и  кланов  внутри  общества  и  пр.  определяется  уникальная 

конфигурация  внутрикультурных  элементов,  объединенных  единой  темой,  или  этосом 

культуры.  Он  же  лепит  и  характер  ее  носителей.  «Одна  культура  с  трудом  постигает 

ценность  денег,  для  другой  –  они  основа  каждодневного  поведения.  В  одном  обществе 

технология  невероятно  слаба  даже  в  жизненно  важных  сферах,  в  другом,  столь  же 

«примитивном»,  технологические  достижения  сложны  и  тонко  рассчитаны  на  конкретные 

ситуации» [2]. 

Далее,  уже  у  Абрама  Кардинера  в  знаменитом  «Индивиде  и  обществе» 

обосновывается  так  называемая  базовая  личностная  структура  человека,  своеобразная 

матрица,  отражающая  фундаментальные  ценности  и  установки,  сформированные  в 

национальной  культуре.  Она  состоит  из  тех  диспозиций,  концепций,  способов отношения  с 

другими,  которые  делают  человека  максимально  восприимчивым  к  культурным  моделям  и 

идеологиям,  помогая  достичь  адекватности  и  безопасности  в  рамках  существующего 

порядка.  Структурообразующим  стержнем  культуры  выступает  психологический  склад 

личности,  характерный  для  данного  общества  и  обусловливающий  все  поведенческие 

особенности членов общества.  

Непосредственно термин «социальный характер» был обоснован Эрихом Фромом как 

«совокупность  черт,  которая  присутствует  у  большинства  членов  данной  социальной 

группы,  и  которая  возникла  в  результате  общих  для  них  переживаний  и  общего  образа 

жизни»  [4].  Социальный  характер  формируется  на  пересечении  экзистенциальных 

потребностей человека и внешних социальных требований к личности.  

Следующим  шагом  в  осмыслении  проблемы  культуры  и  личности,  социального 

характера  стала  «Одинокая  толпа»  Дэвида  Рисмена.  Основной  вопрос,  поднимаемый  в  этой 

работе,  касается  судьбы  человеческой  индивидуальности  в  массовом  обществе,  влияния 

процесса  модернизации  на  сознание  и  поведение  современного  человека.  У  Д.  Рисмена 

выделено  три  типа  социального  характера,  соответствующих  трем  историческим  типам 

общества: ориентированный на традицию, ориентированный на себя и ориентированный на 

другого [5]. 

Какие вопросы возникают в связи с изложенным? Прежде всего, это вопрос о том, что 

представляет собой традиционный казахский характер; далее - каким образом он «вписан» в 

структуру  современной  личности;  и,  наконец,  как  изменяется  социальный  характер  под 

напором социальных изменений. 

Очевидно, что ядро социального характера составляют черты, сформировавшиеся под 

воздействием  номадического  образа  жизни.  Именно  кочевой  образ  жизни  казахов  явился 

главным  этноинтегрирующим  фактором  формирования  их  как  целостной  социокультурной 

общности, 

и 

именно 

кочевничество 

было 

стержневым 

системным 

качеством, 

дифференцирующим  казахов  от  всех  других  социокультурных  образований  Средней  Азии, 

Западной Сибири, Алтая и Юго-Восточной Европы [6]. 

Кочевой мир – это особая пространственная структура, обуславливающая своеобразие 

картины  мира.  Как  пишет  Г.  Шалабаева,  вечная  подвижность,  текучесть,  постоянные 

метаморфозы  породили  мифопоэтическое  осмысление  мироздания.  Бытие  казахов 

разворачивалось  в  пространстве,  мировосприятие  было  ориентировано  на  фиксацию 

циклического,  а  не  линейного  времени  [7].  Многообразие  связей  с  природой  и  людьми  в 

степных  просторах,  передача  больших  массивов  устного  знания,  открытость  новому  и 

непривычному  определили  панорамность  и  историчность  восприятия  мира.  Эта  культура 

              189 

 

выработала  коды,  ориентированные  на  обобщение  исторического  опыта  (в  том  числе  и 

других  народов),  оптимизацию  механизмов  приспособления  к  климатическим  и 

геополитическим условиям, что позволяет говорить о способности к культурной адаптации и 

интегративной деятельности.  

Важнейшее  значение  для  казахов  имела  генеалогия  семьи,  рода,  племени  –  шежире. 

Это,  пожалуй,  один  из  осевых  концептов  традиционной  культуры.  Система  родства  была 

крайне  важна  в  социально-политической  жизни  общества.  Традиция  шежире  исторически 

обусловлена  системой  жизнеобеспечения,  связана  с  культовыми  обрядами,  с  системой 

родовой  власти  и  управления.  Продолжением  этого  стала  внутренняя  сегментированная 

общественная структура, в которой сегментами выступали род, племя, аул. Таким образом, в 

повседневности преобладало родовое разделение, а не единство.  

В  традиционных  идентичностях  наряду  с  родом  одно  из  первостепенных  мест 

занимал  жуз,  союз  племен,  которые  осознают  себя  частью  единого  этноса  и  населяют 

фиксированную  традицией  часть  территории.  Большинство  исследователей  видят  в  жузах 

геополитические,  этнотерриториальные  образования,  таксономические  единицы  устройства 

кочевой  государственности  казахов.  Очевидно,  что  кочевая  политическая  общность 

представляла 

собой 

«соединение 

начала 

иерархически 

субординированного 

(кровнородственного,  асинхронно-исторического,  развертывающегося  во  времени) и  начала 

пространственно-геополитического (синхронно сосуществующего)» [8]. 

Октябрьская революция круто изменила историческое развитие народов Центральной 

Азии,  процесс  был  неоднозначен  и  полон  противоречий.  С  начала  30-х  годов 

разворачивается историческая драма: происходило форсированное преобразование аграрного 

сектора,  выкачивание  из  него  средств  для  индустриализации.  Ломался  веками 

складывавшийся  уклад  жизни,  социальные  регуляторы  общественного  поведения.  За 

насильственным  переводом  к  оседлости  последовала  демографическая  катастрофа,  когда 

50% населения погибло от голода, а 15% безвозвратно откочевало [6, 225]. 

Древнейшее  социокультурное  ядро,  включавшее  в  себя  обычаи,  религию,  народный 

фольклор  и  традиционное  искусство  было  заменено  системой  политического  воспитания. 

Главными  стали  класс,  партия,  коммунистическое  общество.  Советская  мораль  была 

выражено  группоцентрической,  но  ключевым  здесь  было  понятие  классового  сознания.  По 

словам Б. Братуся, для снисхождения или оправдания надо было апеллировать не к предкам, 

не  к  закону  и  чести,  не  к  совести  и  Богу,  а  к  классовой  пользе  [9].  На  традиционную 

этническую  матрицу  были  наложены  ценности  советского  строя.  Происходила  культурная 

ассимиляция, утрата языка, разрыв связей с природой.  

В  декабре  1991  года  под влиянием  центробежных  сил  Советский  Союз  распался.  На 

смену  прежних  убеждений  и  идеалов  пришла  расплывчатая  приверженность  следовать  их 

антиподам  –  демократии,  капитализму,  «цивилизованности».  Все  эти  ценности  в 

значительной  степени  заимствованы  у  стран  Запада  и  зачастую  трансформируются  так,  что 

принимают иное содержание. В транзитном обществе человек часто оказывается в ситуации 

идеологического  хаоса:  «нас  то  прельщают  идеями  евразийства,  то  вспоминают  о  корнях 

пантюркизма, то пытаются вернуть в лоно архаической казахской культуры, то мы слышим 

призывы демократизации» [10]. Человек поэтому исходит из наличного, узнаваемого круга, в 

результате формируются такие черты, как недоверие к другим (главное разделение – «наши» 

и  «не  наши»);  враждебность  ко  всему  новому;  фамилизм  -  доверие  и  привязанность  к 

кровнородственным  отношениям;  неумение  представить  перспективы  развития;  неумение 

представить  себя в  другой,  нетрадиционной  роли;  плохое  знание  реальности  своего  мира,  а 

не его мифологии [11]. 

В  целом  ряде  работ  по  проблемам  Центральной  Азии  отмечено,  что  идентичности 

здесь  носят  противоречивый,  иерархический  характер,  они  многослойны  и  сложны  –  от 

традиционных, до современных и даже постсовременных; от трайбализма, традиционализма 

и модернизма до постмодернизма в некоторых, очень узких сегментах общества [12].