270
происходит только имитация этой дидактической методологии, вызванная
испугом перед вышестоящими инспектирующими органами. Вообще, нужно
сказать, что испуг каждого нижестоящего перед каждым вышестоящим в
служебной иерархии сферы образования, к сожалению, остается самым
эффективным методом работы в нашей практике. И когда оппоненты
высказывают критику по поводу этой технологии, то они на самом деле
являются противниками той модели, которая исполнена нами, т.е. мы имеем по
сути нашу борьбу с нашими представлениями.
Если говорить о постановке процесса обучения в магистратуре, то резкая
негативная оценка системы подготовки магистрантов депутатом сената
Д.Н. Назарбаевой полностью соответствует истинному положению дел.
Малочисленные группы, вплоть до одного человека (нонсенс!),
магистрант, даже очник, может работать на полную ставку, посещать занятия и
сдавать экзамены по своему усмотрению. При такой ситуации не приходится
говорить не только о кредитной технологии, но и вообще о любой технологии,
тем более о качестве диссертации. К такому положению привел, казалось бы,
современный рыночный подход, направленный на прием магистрантов на
коммерческой основе. Но в нашей практике он обернулся пагубным
принципом: лишь бы магистрант платил, лишь бы сохранить специальность.
Такая позиция и является причиной плачевных результатов, которые мы имеем
в магистратуре.
Государство
выделяет
огромные
средства
для
материального
стимулирования работы лучших педагогов, каждый год организовывается
конкурс. И это замечательно. Но эта работа по нашему мнению имеет те же
недостатки, о которых мы пишем. Вузы, которые в скором будущем должны
получить автономию (тоже директивно, что, согласитесь, также странно с
позиции эволюции институтов демократии), до сих пор не доверяют решение
вопроса даже о том, кто же в их коллективе является самым лучшим
преподавателем. Причем выявление лучшего преподавателя осуществляется
дедовскими методами путем в основном количественной оценки деятельности
преподавателей посредством суммирования баллов за совершенно разнородные
виды деятельности, которые ни математически ни интуитивно несоизмеримы и
потому результат очень легко может оказаться казусным (как в былые годы в
соцсоревнованиях). Например, как странно было бы спрашивать, что больше
килограмм или метр или что лучше секунда или литр, так же странно
совмещать в одной системе оценок сравнение профессиональных компетенций
преподавателей и качеств, необходимые им для организации воспитательной и
общественной работы, да еще выраженных этих параметров каким-то образом
в числах.
Все это делается как средство нейтрализации субъективизма
проверяющих. Но шараханье от такого монстра как коррупция приводит к
другому монстру как формализм, что может оказаться не менее вредным, чем
сама коррупция. Абсолютное большинство оценок количественные, почти нет
качественных (учитывается только количество монографии, статей и т.д.,
271
качество никого не интересует, единственный критерий качества – это импакт-
фактор), что создает ошибочные установки для оценки. А это уже не создает
должную мотивацию, люди гоняются за количеством монографии и статей, в
содержании может быть что угодно, что, естественно, негативно влияет на
качество профессиональной деятельности преподавателей.
Все технология оценки обрамлена в современную оболочку в виде
компьютерного подсчета баллов (фактически выполняющего только роль
калькулятора),
но
декларирующегося
как
средство
нейтрализации
субъективизма экспертов. Но это видимость, потому что настоящий
субъективизм осознанный или неосознанный может при желании произойти в
момент «ручной» сверки всевозможных документов адекватности заявленному
статусу. Еще самое удивительное и совершенно непонятное заключается в том,
что этот конкурс в отличие от ЭНТ проводится в условиях строжайшей
секретности, достойной работе фискальных органов. Полное отсутствие
прозрачности при распределении огромной для преподавателя премии, когда во
дворе кричат о транспорентности, как одном из важных атрибутов
демократизации. Люди, не победившие в конкурсе не знают сколько баллов они
получили, каким количеством баллов оцениваются конкретные виды
деятельности, вообще их работы пропадают без вести, может они и не
рассматривались (кто может выронил их ненароком). Самое главное, вообще не
знают, в каком направлении работать, чтобы победить в этом конкурсе. То есть
конкурс теряет свою главную функцию, быть ориентиром в выявлении
актуального
вектора
развития
системы
образования
посредством
материального стимулирования, способствовать повышению качества
образования.
ЕНТ как дидактическое средство не выдерживает никакой критики, многие
западные страны на самом деле отрицают дидактическую значимость этого
метода (в Великобритании, к примеру, говорят, мы не хотим оскорблять
интеллект студентов тестированием). Но ЕНТ на самом деле больше является
социальным явлением, чем дидактическим средством, и в условиях нашей
действительности как средство выбора абитуриентов может и оправдано в
какой-то мере. Потому что в последние годы как-то еще поступают
абитуриенты самостоятельно, а в прежней традиционной практике никто со
стороны не мог поступить в вуз. Но влияние ЕНТ в прежнем исполнении на
школьное обучение однозначно являлось крайне негативным, учителя
вынуждены были массовым образом переходит на этот метод оценивания, раз
все будущее и учеников и учителей зависит от результатов ЕНТ, что буквально
разрушает много позитивного, что было накоплено школьной практикой. Но
последние изменения, где повышается роль школьной оценки, эффективно
нейтрализует эти негативы, правильное решение. Если уж доверять кому-то в
этой недоверчивой сфере образования, так это школьным учителям: не всякий
педагог, проповедавший нравственные ценности многие годы, на глазах у всех
детей может позволить себе выставить лучший балл худшему ученику.
Таким образом, любой трансверт опыта обучения должен моделировать
