Бегущий за ветром



жүктеу 1,45 Mb.
Pdf просмотр
бет10/49
Дата24.08.2020
өлшемі1,45 Mb.
#31261
түріКнига
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   49
Бегущий за ветром

постарел  —  эти  складки  у  рта,  морщины  возле  глаз…  Это  я  тому
причиной, это мой резец оставил их.
— Так что ты сделаешь? — повторяю я вопрос.
У Хасана в лице ни кровинки. Ветер треплет мою рукопись — хорошо,
что  листки  сколоты  вместе.  Швыряю  гранат  в  слугу,  плод  попадает  ему  в
грудь, разбрызгивая во все стороны красную мякоть.
В крике Хасана удивление и боль.
— А теперь ты брось в меня! — ору я.
Хасан вскидывает на меня глаза.
— Поднимайся! Бросай в меня гранатом!
Хасан  поднимается.  И  стоит  недвижимо.  Лицо  у  него  такое,  будто  его
внезапно смыла с пляжа волна и унесла далеко в море.
Удар  следующего  граната  приходится  в  плечо,  сок  окропляет  моему
товарищу лицо.
— Ну же! Швыряй! — хриплю я. — Давай же, чтоб тебя!
Почему ты меня не слушаешься? Поступи со мной так же, накажи меня,
избавь от бессонницы! Может, тогда все будет как раньше.
Плод за плодом летит в Хасана. Он не шевелится.
— Трус! — срываюсь на визг я. — Ты просто жалкий трус!
Не  знаю,  сколько  раз  я  попал  в  него.  Когда  меня  наконец  оставляют
силы, он весь перемазан красным.
В отчаянии падаю на колени.
И  тут  Хасан  поднимает  с  земли  гранат,  подходит  поближе  ко  мне,
ломает пурпурный шар пополам и расплющивает о собственный лоб.
—  Получай.  —  Сок  течет  у  него  по  лицу,  словно  кровь.  —  Доволен?
Легче теперь стало?
И он поворачивается ко мне спиной и сбегает по склону вниз.
Стоя  на  коленях,  я  раскачиваюсь  взад-вперед.  Из  глаз  у  меня  хлещут
слезы.
— Что же мне делать с тобой, Хасан? Что же мне с тобой делать?
Когда  слезы  высыхают,  я  направляюсь  к  дому,  уже  зная  ответ  на  свой


вопрос.
Мне  исполнилось  тринадцать  в  то  лето,  предпоследнее  для
Афганистана  лето  мира  и  согласия.  К  тому  времени  наши  с  Бабой
отношения опять сковал лед. Зря я заикнулся насчет новых слуг, когда мы
с  отцом  сажали  тюльпаны,  —  с  этого,  наверное,  все  и  началось.  Хотя
разрыв  все  равно  был  неизбежен,  рано  или  поздно  он  бы  произошел.  К
концу  лета  только  стук  ложек  и  вилок  нарушал  тишину  за  обедом  —  а
после  еды  Баба,  как  и  раньше,  удалялся  в  кабинет  и  закрывал  за  собой
дверь.  В  сотый  раз  я  перечитывал  Хафиза  и  Омара  Хайяма,  обгрызал  до
мяса  ногти,  сочиняя  свои  рассказы.  Исписанные  странички  я  складывал
стопкой  под  кроватью,  хоть  и  не  надеялся  уже,  что  мне  доведется  когда-
нибудь прочесть их Бабе.
Гостей  на  празднике  должно  быть  много,  считал  отец,  иначе  какой  же
это  праздник?  За  неделю  до  своего  дня  рождения  я  заглянул  в  список
приглашенных.  Из  четырехсот  человек  —  плюс  дядюшки  и  тетушки,  —
которые  должны  были  вручить  мне  подарки  и  поздравить  с  тем,  что  я
дожил  до  тринадцати  лет,  имена  как  минимум  трех  сотен  ничего  мне  не
говорили.  Удивляться  нечему,  они  ведь  явятся  не  ко  мне.  Прием  дается  в
мою  честь,  но  настоящей  звездой  представления  будет  совсем  другой
человек.
Али и Хасану было бы просто не справиться — и помощников нашлось
немало.  Мясник  Салахуддин  привел  на  веревочке  ягненка  и  двух  овечек,
категорически  отказался  брать  деньги  и  лично  зарезал  животных  под
тополем  во  дворе.  Помню  его  слова:  кровь  полезна  для  деревьев.
Незнакомые  люди  развесили  по  дубам  провода  и  лампочки.  Другие  люди
расставили  во  дворе  дюжину  столов  и  накрыли  скатертями.  Вечером
накануне  праздника  явился  Бабин  друг,  ресторатор  из  Шаринау  Дел-
Мухаммад,  —  отец  называл  его  Делло  —  с  целыми  корзинами  специй,
замариновал  мясо  и  тоже  денег  не  взял,  сказав,  что  и  так  в  неоплатном
долгу  перед  Бабой.  Чтобы  открыть  свой  ресторан,  Делло  занял  у  Бабы
средства,  шепнул  мне  Рахим-хан,  а  когда  хотел  вернуть  долг,  то  Баба
неизменно  отказывался,  пока  Делло  не  прикатил  к  нам  на  собственном
«мерседесе» и буквально не умолил отца принять деньги.
Наверное,  прием  удался,  —  по  крайней  мере,  с  точки  зрения  гостей.
Дом был набит битком, куда ни ткнешься, везде пили, курили и оживленно
разговаривали. Сидели на кухонных столах, на ступеньках лестницы, даже
на полу в вестибюле. Во дворе пылали факелы, на деревьях мигали синие,
красные  и  зеленые  огни,  бросая  причудливые  отсветы  на  лица  гостей.  В


саду  была  устроена  сцена,  установлены  динамики,  и  сам  Ахмад  Захир
играл на аккордеоне и услаждал слух танцующих.
Как  и  полагается  хозяину,  я  лично  приветствовал  каждого,  а  Баба
тщательно  следил,  чтобы  никто  не  был  обделен  вниманием,  —  не  то
пойдут  потом  разговоры,  что  сын  у  него  дурно  воспитан.  Я  целовался  с
посторонними,  обнимал  незнакомцев,  принимал  подарки  от  чужих  и
улыбался, улыбался, улыбался… Даже мышцы лица заболели.
Я стоял с отцом в саду у бара, когда в очередной раз услыхал: «С днем
рождения, Амир».
Это  явился  Асеф  с  родителями  —  тощим  узколицым  Махмудом  и
крошечной  суетливой  Таней,  раздающей  улыбки  направо-налево.  Дылда
Асеф  обнимает  отца  с  матерью  за  плечи  —  и  это  как  бы  он  подвел  их  к
нам, словно главный в семье.
Перед глазами у меня все поплыло.
— Спасибо, что пришли, — любезно произносит Баба.
— Твой подарок у меня, — говорит Асеф.
Таня смотрит на меня, неловко улыбается, и лицо ее передергивает тик.
Интересно, заметил Баба или нет?
—  По-прежнему  увлекаешься  футболом,  Асеф-джан?  —  спрашивает
Баба. Он всегда хотел, чтобы мы с Асефом дружили.
Асеф улыбается. Вид у него светский до омерзения.
— Да, конечно, Кэка-джан.
— Играешь на правом крыле, как помнится?
—  В  этом  году  я  на  позиции  центрфорварда.  Больше  пользы  для
команды.  На  следующей  неделе  играем  с  Микрорайоном.  Предстоит
интересный матч. У них есть хорошие игроки.
Баба кивает:
— Я тоже в юности был центрфорвардом.
—  Вы  бы  и  сейчас  замечательно  сыграли,  я  уверен,  —  добродушно
подмигивает ему Асеф.
Баба подмигивает Асефу в ответ:
— Да, твой отец научил тебя говорить комплименты.
Смех Махмуда оказывается таким же неестественным, как и улыбка его
жены. Собственного сына они, что ли, боятся?
А  вот  у  меня  даже  фальшивой  улыбки  не  получается.  Чуть
приподнимаются  уголки  рта,  и  все.  При  виде  Асефа  запанибрата  с  Бабой
просто кишки сводит.
Асеф устремляет свой взор на меня:
— Вали и Камаль тоже здесь. Ни за что на свете они не пропустили бы


такое торжество. — Сквозь лоск просвечивает насмешка.
Молча кланяюсь.
—  Мы  тут  задумали  завтра  поиграть  в  волейбол  во  дворе  моего  дома.
Приходи, — приглашает Асеф. — И Хасана с собой возьми.
— Заманчиво, — улыбается Баба. — Что скажешь, Амир?
— Я не очень люблю волейбол, — бурчу я.
Радость в глазах отца гаснет.
— Извини, Асеф-джан.
Он просит прощения за меня. Как больно!
—  Ничего  страшного,  —  проявляет  великодушие  Асеф.  —
Приглашение  остается  в  силе,  Амир-джан.  Слышал,  ты  любишь  читать.  Я
дарю  тебе  книгу.  Одна  из  самых  моих  любимых.  —  Он  протягивает  мне
сверток. — С днем рождения.
На  нем  хлопчатобумажная  рубашка,  синие  слаксы,  красный  шелковый
галстук  и  начищенные  черные  мокасины;  светлые  волосы  тщательно
зачесаны  назад.  От  Асефа  так  и  разит  одеколоном.  С  виду  —  настоящая
мечта  всех  родителей,  высокий,  сильный,  хорошо  одетый,  с  прекрасными
манерами,  не  робеет  перед  взрослыми.  Глаза  только  выдают.  В  них
проскальзывает безумие. По-моему.
— Бери же, Амир. — В голосе Бабы упрек.
— А?
— Возьми подарок. Асеф-джан хочет вручить тебе подарок.
— Ах да.
Принимаю сверток и опускаю глаза. Мне бы сейчас к себе в комнату, к
книгам, подальше от этих людей…
— Ну же, — напоминает мне Баба, понизив голос, как всегда на людях,
когда я ставлю его в неловкое положение своим поведением.
— Что?
—  Ты  не  собираешься  поблагодарить  Асеф-джана?  Все  это  очень
любезно с его стороны.
Ну  что  он  его  так  величает?  Ко  мне  бы  почаще  обращался  «Амир-
джан»!
— Спасибо, — выдавливаю я.
Мать  Асефа  смотрит  на  меня,  будто  хочет  что-то  сказать,  и  не
произносит ни слова. Вообще его родители слова не вымолвили.
Чтобы  больше  не  заставлять  отца  краснеть,  отхожу  в  сторонку  —
подальше, подальше от Асефа и его ухмылки.
— Спасибо, что почтили нас своим посещением.
Пробираюсь сквозь толпу и выскальзываю за ворота. За два дома от нас


большой  грязный  пустырь.  Баба  как-то  говорил  Рахим-хану,  что  этот
участок  купил  судья  и  уже  заказал  у  архитектора  проект.  Но  пока  тут
пусто, только сорняки и камни.
Разворачиваю  книгу,  подаренную  Асефом,  и  при  свете  луны  читаю
название. Это биография Гитлера.
Зашвыриваю книгу подальше в сорняки. Прислоняюсь к забору соседа
и без сил оседаю на землю.
Сижу  в  темноте,  поджав  колени  к  подбородку,  и  смотрю  на  звезды.
Скорее бы все закончилось!
—  Тебе  ведь  вроде  полагается  развлекать  гостей?  —  Вдоль  забора  ко
мне направляется Рахим-хан.
— Я им не нужен. Баба с ними, что им еще?
Рахим-хан садится рядом со мной. Лед у него в стакане звякает.
— Я и не знал, что ты пьешь.
—  Тайное  вышло  наружу,  —  шутливо  отвечает  Рахим-хан,  жестом
показывает, что пьет за мое здоровье, и делает глоток. — Вообще-то я пью
редко. Но сегодня выпал настоящий повод.
— Спасибо, — улыбаюсь я.
Рахим-хан закуривает пакистанскую сигарету без фильтра. Они с Бабой
всегда курят такие.
— Я тебе когда-нибудь рассказывал, как чуть было не женился?
— Правда?
Мне трудно вообразить Рахим-хана женатым. В моем представлении он
давно  стал  «вторым  я»  Бабы.  Рахим-хан  благословил  меня  на  труд
литератора,  он  —  мой  старый  друг,  из  каждой  поездки  он  привозит  мне
что-нибудь на память. Как-то не подходит ему роль мужа и отца.
Рахим-хан печально кивает:
—  Конечно,  правда.  Мне  было  восемнадцать  лет.  Ее  звали  Хомайра.
Она  была  хазареянка,  дочь  слуг  нашего  соседа,  прекрасная,  как  пери…
Каштановые  волосы,  карие  глаза…  И  смех.  Я  до  сих  пор  слышу  его.  —
Рахим-хан  вертит  в  руках  стакан.  —  Мы  тайно  встречались  в  яблоневом
саду  моего  отца,  поздно  ночью,  когда  все  уже  спали.  Мы  гуляли  под
деревьями, и я держал ее за руку… Ты смущен, Амир-джан?
— Немного.
—  Не  страшно.  —  Рахим-хан  затягивается  сигаретой.  —  И  мы  дали
волю  фантазии.  Мы  представили  себе  многолюдную  пышную  свадьбу,  на
которую съедутся друзья и родственники от Кабула до Кандагара, большой
дом,  внутренний  дворик,  отделанный  плиткой,  огромные  окна,  цветущий
сад  и  лужайку,  где  играют  наши  дети.  Мы  представили,  как  по  пятницам


после  намаза  в  мечети  у  нас  собираются  друзья  и  мы  обедаем  под
вишнями,  пьем  родниковую  воду,  а  наши  дети  играют  со  своими
двоюродными братьями и сестрами…
Рахим-хан отхлебывает из стакана и кашляет.
—  Ты  бы  видел  моего  отца,  когда  я  сказал  ему  о  своем  намерении.  А
моя  мать  лишилась  чувств,  и  сестры  брызгали  ей  в  лицо  водой,  и
обмахивали  веером,  и  смотрели  на  меня  так,  будто  я  перерезал  матери
глотку.  Брат  Джалал  бросился  за  охотничьим  ружьем,  но  отец  его
остановил.  —  В  смехе  Рахим-хана  слышится  горечь.  —  Все  оказались
против  нас.  И  победили.  Запомни,  Амир-джан,  одиночка  никогда  не
устоит. Так уж устроен мир.
— И что произошло?
— Отец поговорил с соседом, и Хомайру со всей семьей в тот же день
на грузовике отправили в Хазараджат. Я никогда ее больше не видел.
— Извини.
— Оно, может, и к лучшему, — бесстрастно произносит Рахим-хан. —
Хомайру ждала бы незавидная участь. Моя семья никогда не признала бы
ее. Вчера — служанка, а сегодня — сестра? Такого не бывает.
Рахим-хан смотрит на меня.
— Ты всегда можешь поделиться со мной наболевшим, Амир-джан. Не
стесняйся.
— Я знаю. — Уверенности в моем голосе нет.
Рахим-хан  изучающее  глядит  на  меня,  будто  ожидая,  что  я  скажу  ему
нечто  важное,  его  бездонные  черные  глаза  вызывают  на  откровенность.
Меня так и подмывает рассказать ему все.
Но  что  он  тогда  подумает  обо  мне?  В  каком  свете  я  себя  выставлю?
Ведь я воистину достоин презрения.
И я молчу.
—  Держи,  —  Рахим-хан  протягивает  мне  какой-то  предмет,  —  чуть
было не забыл. С днем рождения.
В  руках  у  меня  блокнот,  оправленный  в  коричневую  кожу.  Провожу
пальцем  по  золотому  обрезу,  вдыхаю  тонкий  аромат.  Хочу  поблагодарить
своего  друга  —  и  тут  с  неба  доносится  хлопок  и  огненный  дождь
изливается на все стороны.
— Фейерверк!
Мчимся  домой.  Все  гости  стоят  во  дворе,  задрав  головы.  Визг  детей  и
радостные  аплодисменты  сопровождают  каждый  разрыв,  каждый  новый
фонтан огня. Двор то и дело заливают потоки красного, желтого и зеленого
света.


Во  время  одной  из  таких  вспышек  вижу  сцену,  которую  никогда  не
забуду:  Хасан  подает  Асефу  и  Вали  напитки  на  серебряном  блюде.
Следующий сполох высвечивает Асефа: усмехаясь, он постукивает Хасана
по груди своим кастетом.
Все скрывает милосердная темнота.


9
На  следующее  утро  я  сидел  посреди  собственной  спальни  у  груды
подарков и вскрывал коробку за коробкой. И что это на меня нашло? Ведь
содержимое меня совсем не интересовало. Один безрадостный взгляд — и
подарок летел в угол. Куча росла: фотокамера «Поляроид», транзисторный
приемник,  электрическая  железная  дорога,  несколько  запечатанных
конвертов с деньгами. Никогда я не потрачу этих денег и не буду слушать
приемник, и крошечный поезд не побежит в моей комнате по рельсам. Мне
не нужны оскверненные вещи и грязные деньги — ведь Баба устроил такой
прием в мою честь только потому, что я выиграл состязание.
От  Бабы  я  получил  два  подарка.  Самый  замечательный  —  соседские
мальчишки умрут от зависти — был новенький «Швинн Стингрей», король
велосипедов,  со  знаменитым  седлом  в  виде  банана  и  высоким  рулем  с
резиновыми рукоятками, с золотыми спицами и стальной рамой. Красной,
как  яблоко.  Или  кровь.  Во  всем  Кабуле  владельцев  таких  велосипедов
можно было по пальцам пересчитать. А теперь и я сопричислился. Любой
другой  пацан  моментально  бы  запрыгнул  в  седло  и  бросился  нарезать
круги  почета  по  всему  кварталу.  Окажись  у  меня  такой  велосипед  пару
месяцев назад, я сделал бы то же самое.
— Нравится? — В дверях стоял Баба и наблюдал за мной.
— Спасибо. — Вот и все, что смог пролепетать я.
— Покатаемся? — предложил Баба, по-моему, просто из вежливости.
— Может, попозже. Я еще не совсем отошел после вчерашнего приема.
— Конечно.
— Баба?
— Да?
— Спасибо за фейерверк, — поблагодарил я. Просто из вежливости.
— Отдыхай, — бросил Баба на ходу, направляясь к себе.
Вторым подарком, который вручил мне Баба, — и даже не стал ждать,
когда я его распакую, — оказались наручные часы с синим циферблатом и
золотыми  стрелками  в  форме  молний.  Я  швырнул  часы  в  кучу,  не
примерив.
Только  блокнот  Рахим-хана  в  коричневой  кожаной  обложке  не
постигла  общая  судьба.  Мне  почему-то  казалось,  что  этот  дар  ничем  не
осквернен.


Вертя  блокнот  в  руках,  я  присел  на  краешек  кровати  и  задумался  о
Рахим-хане  и  Хомайре.  Его  отец  добился,  чтобы  ее  уволили,  и  это  в
конечном  счете  оказалось  к  лучшему.  Иначе  ее  ждала  бы  незавидная
участь. У меня перед глазами, словно заклинивший слайд на показе у Кэки
Хамаюна,  замигал  один  и  тот  же  образ:  Хасан  подает  напитки  Асефу  и
Вали.  А  может,  это  и  к  лучшему?  Сколько  можно  страдать  ему  и  мне?
Участь-то  незавидная!  Теперь  стало  ясно  как  день:  один  из  нас  должен
уйти.
Днем  я  в  первый  и  последний  раз  покатался  на  своем  «Стингрее»,
проехался туда-сюда по кварталу и вернулся домой. Хасан и Али убирали
следы  вчерашнего  пиршества:  одноразовые  чашки,  салфетки,  пустые
бутылки из-под содовой; пирамидами составляли стулья у забора.
Завидев меня, Али помахал мне.
— Салям, Али, — буркнул я в ответ.
Он  поднял  палец,  прося  меня  подождать,  скрылся  в  своей  хижине  и
через несколько секунд опять показался на пороге, держа в руках какой-то
сверток.
—  Вчера  нам  с  Хасаном  так  и  не  представился  случай  вручить  тебе
подарок.  —  Старый  слуга  протянул  сверток  мне.  —  Наш  дар  очень
скромный  и  недостоин  тебя,  Амир-ага.  Тем  не  менее,  надеемся,  он  тебе
понравится. С днем рождения.
Горло у меня перехватило.
— Спасибо, Али.
Это  «Шахнаме»  в  твердом  переплете,  страницы  переложены  яркими
глянцевыми
иллюстрациями.
Вот
Ференгис
смотрит
на
своего
новорожденного сына Кей-Хосрова, вот Афрасиаб на коне с саблей наголо
ведет  вперед  свое  войско…  А  вот  Рустем  смертельно  ранит  своего  сына,
воина Сохраба.
— Очень красиво, — произнес я.
—  Хасан  говорит,  твоя  книга  уже  старая,  потертая  и  в  ней  недостает
нескольких  страниц,  —  смущенно  сказал  Али.  —  А  тут  все  картинки
нарисованы  пером  и  тушью,  —  добавил  он,  с  гордостью  глядя  на  книгу,
которую ни он, ни его сын не в состоянии были прочесть.
—  Просто  замечательно.  —  Я  говорил  совершенно  искренне,  и  мне
вдруг захотелось сказать Али, что это я недостоин такого подарка.
Я запрыгнул обратно в седло велосипеда.
— Поблагодари Хасана от моего имени.
Куча даров в углу моей комнаты пополнилась. Только книга очень уж
бросалась мне в глаза, и я закопал ее в самый низ.


Уже перед сном я забежал к Бабе и спросил, не попадались ли ему мои
часы.
Поутру, сидя в своей комнате, жду, когда Али приберется в кухне после
завтрака,  сметет  крошки,  помоет  посуду,  вытрет  стол.  Глядя  в  окно,  жду,
когда  же  Али  и  Хасан  отправятся  за  продуктами  на  базар.  И  вот  они
выходят со двора, толкая перед собой тачку.
Выхватываю  из  кучи  в  углу  пару  конвертов  с  деньгами  и  часы  и  на
цыпочках  выхожу.  У  кабинета  Бабы  останавливаюсь  и  прислушиваюсь.
Отец у себя, договаривается с кем-то по телефону насчет поставки партии
ковров на следующей неделе. Спускаюсь вниз по лестнице, прокрадываюсь
в  домик  слуг  под  локвой  и  пихаю  Хасану  под  тюфяк  свои  новые  часы  и
деньги.
Жду  еще  полчаса,  стучусь  в  отцовский  кабинет  и  говорю  заранее
обдуманные  слова,  надеясь,  что  больше  мне  уже  никогда  не  придется
лгать.
В  окно  спальни  я  видел,  как  вернулись  Али  и  Хасан  с  тачкой,
нагруженной  мясом,  хлебом,  свежими  фруктами  и  овощами.  Появился
Баба, подошел к Али, они что-то сказали друг другу. Слов я не расслышал.
Баба  указал  на  дом,  Али  кивнул.  Баба  направился  к  особняку,  Али  —  к
своей хижине.
Какое-то время спустя Баба постучал ко мне в комнату.
— Зайди ко мне в кабинет. Нам надо спокойно сесть и обсудить все это.
Я  прошел  за  отцом  в  курительную  и  сел  на  кожаный  диван.  Где-то
через полчаса перед нами рука об руку предстали Али и Хасан.
Они  явно  только  что  плакали,  глаза  у  обоих  были  красные,  опухшие.
Неужели  это  я  причинил  им  страдания?  Оказывается,  я  и  на  такое
способен!
Баба поднялся во весь рост и спросил:
— Значит, это ты украл деньги? Ты украл часы Амира?
— Да, — чуть слышно ответил Хасан. Голос у него был хриплый.
Я покачнулся, как от пощечины. Сердце у меня сжалось, и я чуть было
не  проговорился.  Но  тут  меня  озарило:  ведь  Хасан  жертвует  собой  ради
меня!  Если  бы  он  сказал  «нет»,  отец  бы  ему  поверил,  все  мы  прекрасно
знали, что Хасан никогда не врет. Объясняться пришлось бы мне, и стало
бы  ясно,  кто  подлинный  виновник.  Баба  никогда  бы  не  простил  такое.  И
вот  еще  что:  Хасану  все  известно.  Он  знает:  я  был  тогда  в  том


захламленном  закоулке,  все  видел  и  не  вмешался.  Он  знает,  что  я  предал
его, и все-таки старается спасти меня. Я любил его сейчас, любил больше
всех  на  свете.  Я  твой  затаившийся  враг,  Хасан,  я  чудовище  из  озера,  я
недостоин  твоей  жертвы,  я  —  лгун,  мошенник  и  вор!  Сию  минуту  я
расскажу  тебе  все…  Но  где-то  на  задворках  моей  души  гнездится
подленькая  радость:  скоро  все  кончится.  Еще  немножко  —  и  Баба  уволит
слуг,  и  жизнь  начнется  сызнова.  Забыть,  стереть  из  памяти,  вдохнуть
полной грудью, начать все с чистого листа…
И тут Баба произнес:
— Я прощаю тебя.
Я поражен и повержен.
Прощаю?  Как  же  так!  Ведь  воровство  —  основа  всех  прочих  грехов.

жүктеу 1,45 Mb.

Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   49




©g.engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет
рсетілетін қызмет
халықаралық қаржы
Астана халықаралық
қызмет регламенті
бекіту туралы
туралы ережені
орталығы туралы
субсидиялау мемлекеттік
кеңес туралы
ніндегі кеңес
орталығын басқару
қаржы орталығын
қаржы орталығы
құрамын бекіту
неркәсіптік кешен
міндетті құпия
болуына ерікті
тексерілу мемлекеттік
медициналық тексерілу
құпия медициналық
ерікті анонимді
Бастауыш тәлім
қатысуға жолдамалар
қызметшілері арасындағы
академиялық демалыс
алушыларға академиялық
білім алушыларға
ұйымдарында білім
туралы хабарландыру
конкурс туралы
мемлекеттік қызметшілері
мемлекеттік әкімшілік
органдардың мемлекеттік
мемлекеттік органдардың
барлық мемлекеттік
арналған барлық
орналасуға арналған
лауазымына орналасуға
әкімшілік лауазымына
инфекцияның болуына
жәрдемдесудің белсенді
шараларына қатысуға
саласындағы дайындаушы
ленген қосылған
шегінде бюджетке
салығы шегінде
есептелген қосылған
ұйымдарға есептелген
дайындаушы ұйымдарға
кешен саласындағы
сомасын субсидиялау