Халед Хоссейни о своем романе

этой  же  улице  бумажных  змеев  —  у  слепого  старика  по  имени  Сайфо.  Я
посидел  на  осыпающихся  ступенях  «Кино-парка»,  где  мы  с  братом
частенько  смотрели  советские  фильмы  и  где  Амир  с  Хасаном  смотрели
свое  любимое  кино  «Великолепная  семерка»  —  не  менее  тринадцати  раз.
Вместе с Амиром я заглянул в дымные, тесные кебабные, куда водили нас
наши  отцы  и  где  все  так  же,  спустя  столько  лет,  у  открытого  огня  сидели
по-турецки  мужчины,  исходя  потом  и  раздувая  угли  под  вертелами  с
шипящими  кебабами.  Вместе  с  Амиром  мы  пристально  вглядывались  в
синее  небо  над  садами  Бабура,  правившего  в  XVI  веке,  и  ловили  глазами
бумажного змея, плывущего высоко-высоко над городом. Я смотрел в небо
и  думал  о  том  солнечном  зимнем  дне  в  1975-м,  когда  12-летний  Амир
сделал  выбор  и  предал  Хасана,  который  боготворил  его.  Этот  день  будет
преследовать  его  всю  жизнь.  А  сделай  он  иной  выбор,  то  остался  бы  в
Афганистане и с талибами.
Я  сидел  на  трибуне  стадиона  «Гази»  и  наблюдал  за  новогодней
процессией,  в  которой  участвовали  тысячи  афганцев.  Я  смотрел  на  них  и
видел  своего  отца  и  себя,  играющих  в  бозкаши,  а  еще  я  видел  Амира,
который  был  свидетелем  талибской  расправы  над  двумя  любовниками  —
вон  там,  у  стойки  южных  ворот,  где  сейчас  группа  молодых  людей  в
традиционной одежде танцует танец атан.
Но особенно вымысел и правда слились воедино, когда я отыскал наш
старый дом в районе Вазир-Акбар-Хан, дом, в котором я вырос, так же как
и  Амир  вырос  в  соседнем  доме.  Мне  потребовалось  три  дня  поисков,
адреса я не помнил, а все вокруг изменилось до неузнаваемости. Но я искал
и искал, пока не наткнулся на знакомую арку.
Я вошел в дом, и солдаты, обитавшие там теперь, оказались настолько
любезны,  что  позволили  мне  мой  ностальгический  тур.  И  я  увидел,  что
краска  на  моем  доме,  как  и  на  доме  Амира,  облезла,  трава  пожухла,
деревьев  во  дворике  больше  не  было,  а  стена,  ограждавшая  двор,  почти
обрушилась.  Как  и  Амира,  меня  поразило,  каким  же  маленьким  оказался
мой  дом  по  сравнению  с  тем,  что  жил  в  моей  памяти.  И  —  клянусь!  —
когда я вышел за ворота, то увидел на асфальте то самое гудронное пятно в
виде кляксы Роршаха, которое увидел и Амир. Я попрощался с солдатами и
пошел прочь, и во мне росло чувство, что если бы я не написал «Бегущего
за  ветром»,  то  моя  встреча  с  отчим  домом  потрясла  бы  меня  гораздо
сильнее.  Ведь  я  уже  пережил  ее  —  в  книге.  Я  стоял  рядом  с  Амиром  в
воротах  его  дома  и  вместе  с  ним  переживал  потерю.  Я  видел,  как  он
положил  руки  на  ржавые  штыри  ограды,  и  мы  вместе  вглядывались  в
просевшую крышу и раскрошившееся крыльцо.

Вы  скажете,  что  вымысел  украл  жизнь,  —  что  ж,  так  оно,  наверное,  и
есть.

жүктеу 1,45 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: