Филипповны, много раз экранизированная и поставленная на сцене, и сейчас завораживает читателя…



жүктеу 2,65 Mb.
Pdf просмотр
бет34/61
Дата06.01.2022
өлшемі2,65 Mb.
#36843
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   61
“Идиот” Достоевский

русский

  либерал,  а  есть 



не  русский

  либерал.  Дайте  мне  русского

либерала, и я его сейчас же при вас поцелую.

– Если только он захочет вас целовать, – сказала Александра Ивановна,

бывшая  в  необыкновенном  возбуждении.  Даже  щеки  ее  разрумянились

более обыкновенного.

«Ведь  вот,  –  подумала  про  себя  Лизавета  Прокофьевна,  –  то  спит  да

ест,  не  растолкаешь,  а  то  вдруг  подымется  раз  в  год  и  заговорит  так,  что




только руки на нее разведешь».

Князь  заметил  мельком,  что  Александре  Ивановне,  кажется,  очень  не

нравится,  что  Евгений  Павлович  говорит  слишком  весело,  говорит  на

серьезную тему и как будто горячится, а в то же время как будто и шутит.

–  Я  утверждал  сейчас,  только  что  пред  вашим  приходом,  князь,  –

продолжал  Евгений  Павлович,  –  что  у  нас  до  сих  пор  либералы  были

только  из  двух  слоев,  прежнего  помещичьего  (упраздненного)  и

семинарского.  А  так  как  оба  сословия  обратились  наконец  в  совершенные

касты, в нечто совершенно от нации особливое, и чем дальше, тем больше,

от  поколения  к  поколению,  то,  стало  быть,  и  всё  то,  что  они  делали  и

делают, было совершенно не национальное…

– Как? Стало быть, всё, что сделано, – всё не русское? – возразил князь

Щ.

– Не национальное; хоть и по-русски, но не национальное; и либералы



у нас не русские, и консерваторы не русские, всё… И будьте уверены, что

нация  ничего  не  признает  из  того,  что  сделано  помещиками  и

семинаристами, ни теперь, ни после…

–  Вот  это  хорошо!  Как  можете  вы  утверждать  такой  парадокс,  если

только  это  серьезно?  Я  не  могу  допустить  таких  выходок  насчет  русского

помещика; вы сами русский помещик, – горячо возражал князь Щ.

–  Да  ведь  я  и  не  в  том  смысле  о  русском  помещике  говорю,  как  вы

принимаете.  Сословие  почтенное,  хоть  по  тому  уж  одному,  что  я  к  нему

принадлежу; особенно теперь, когда оно перестало существовать…

– Неужели и в литературе ничего не было национального? – перебила

Александра Ивановна.

– Я в литературе не мастер, но и русская литература, по-моему, вся не

русская, кроме разве Ломоносова, Пушкина и Гоголя.

– Во-первых, это не мало, а во-вторых, один из народа, а другие два –

помещики, – засмеялась Аделаида.

– Точно так, но не торжествуйте. Так как этим только троим до сих пор

из  всех  русских  писателей  удалось  сказать  каждому  нечто  действительно

свое

, свое собственное, ни у кого не заимствованное, то тем самым эти трое

и стали тотчас национальными. Кто из русских людей скажет, напишет или

сделает  что-нибудь  свое, 



свое

  неотъемлемое  и  незаимствованное,  тот

неминуемо  становится  национальным,  хотя  бы  он  и  по-русски  плохо

говорил.  Это  для  меня  аксиома.  Но  мы  не  об  литературе  начали  говорить,

мы  заговорили  о  социалистах,  и  чрез  них  разговор  пошел;  ну,  так  я

утверждаю,  что  у  нас  нет  ни  одного  русского  социалиста;  нет  и  не  было,

потому  что  все  наши  социалисты  тоже  из  помещиков  или  семинаристов.



Все  наши  отъявленные,  афишованные  социалисты,  как  здешние,  так  и

заграничные,  больше  ничего  как  либералы  из  помещиков  времен

крепостного  права.  Что  вы  смеетесь?  Дайте  мне  их  книги,  дайте  мне  их

учения,  их  мемуары,  и  я,  не  будучи  литературным  критиком,  берусь

написать  вам  убедительнейшую  литературную  критику,  в  которой  докажу

ясно  как  день,  что  каждая  страница  их  книг,  брошюр,  мемуаров  написана

прежде  всего  прежним  русским  помещиком.  Их  злоба,  негодование,

остроумие  –  помещичьи  (даже  дофамусовские!);  их  восторг,  их  слезы,

настоящие,  может  быть,  искренние  слезы,  но  –  помещичьи!  Помещичьи

или  семинарские…  Вы  опять  смеетесь,  и  вы  смеетесь,  князь?  Тоже  не

согласны?

Действительно, все смеялись, усмехнулся и князь.

–  Я  так  прямо  не  могу  еще  сказать,  согласен  я  или  не  согласен,  –

произнес  князь,  вдруг  перестав  усмехаться  и  вздрогнув  с  видом

пойманного школьника, – но уверяю вас, что слушаю вас с чрезвычайным

удовольствием…

Говоря  это,  он  чуть  не  задыхался,  и  даже  холодный  пот  выступил  у

него  на  лбу.  Это  были  первые  слова,  произнесенные  им  с  тех  пор,  как  он

тут сидел. Он попробовал было оглянуться кругом, но не посмел; Евгений

Павлович поймал его жест и улыбнулся.

– Я вам, господа, скажу факт, – продолжал он прежним тоном, то есть

как будто с необыкновенным увлечением и жаром и в то же время чуть не

смеясь,  может  быть,  над  своими  же  собственными  словами,  –  факт,

наблюдение  и  даже  открытие  которого  я  имею  честь  приписывать  себе,  и

даже одному себе; по крайней мере об этом не было еще нигде сказано или

написано.  В  факте  этом  выражается  вся  сущность  русского  либерализма

того рода, о котором я говорю. Во-первых, что же и есть либерализм, если

говорить  вообще,  как  не  нападение  (разумное  или  ошибочное,  это  другой

вопрос)  на  существующие  порядки  вещей?  Ведь  так?  Ну,  так  факт  мой

состоит  в  том,  что  русский  либерализм  не  есть  нападение  на

существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших

вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки,

а  на  самую  Россию.  Мой  либерал  дошел  до  того,  что  отрицает  самую

Россию,  то  есть  ненавидит  и  бьет  свою  мать.  Каждый  несчастный  и

неудачный  русский  факт  возбуждает  в  нем  смех  и  чуть  не  восторг.  Он

ненавидит  народные  обычаи,  русскую  историю,  всё.  Если  есть  для  него

оправдание,  так  разве  в  том,  что  он  не  понимает,  что  делает,  и  свою

ненависть  к  России  принимает  за  самый  плодотворный  либерализм  (о,  вы

часто  встретите  у  нас  либерала,  которому  аплодируют  остальные,  и



который, может быть, в сущности, самый нелепый, самый тупой и опасный

консерватор,  и  сам  не  знает  того!).  Эту  ненависть  к  России,  еще  не  так

давно,  иные  либералы  наши  принимали  чуть  не  за  истинную  любовь  к

отечеству  и  хвалились  тем,  что  видят  лучше  других,  в  чем  она  должна

состоять;  но  теперь  уже  стали  откровеннее  и  даже  слова  «любовь  к

отечеству»  стали  стыдиться,  даже  понятие  изгнали  и  устранили,  как

вредное  и  ничтожное.  Факт  этот  верный,  я  стою  за  это  и…  надобно  же

было высказать когда-нибудь правду вполне, просто и откровенно; но факт

этот  в  то  же  время  и  такой,  которого  нигде  и  никогда,  спокон  веку  и  ни  в

одном народе, не бывало и не случалось, а стало быть, факт этот случайный

и может пройти, я согласен. Такого не может быть либерала нигде, который

бы  самое  отечество  свое  ненавидел.  Чем  же  это  всё  объяснить  у  нас?  Тем

самым,  что  и  прежде,  –  тем,  что  русский  либерал  есть  покамест  еще  не

русский либерал; больше ничем, по-моему.

–  Я  принимаю  всё,  что  ты  сказал,  за  шутку,  Евгений  Павлыч,  –

серьезно возразил князь Щ.

– Я всех либералов не видала и судить не берусь, – сказала Александра

Ивановна, – но с негодованием вашу мысль выслушала: вы взяли частный

случай и возвели в общее правило, а стало быть, клеветали.

–  Частный  случай?  А-а!  Слово  произнесено,  –  подхватил  Евгений

Павлович. – Князь, как вы думаете: частный это случай или нет?

–  Я  тоже  должен  сказать,  что  я  мало  видел  и  мало  был…  с

либералами,  –  сказал  князь,  –  но  мне  кажется,  что  вы,  может  быть,

несколько  правы  и  что  тот  русский  либерализм,  о  котором  вы  говорили,

действительно  отчасти  наклонен  ненавидеть  самую  Россию,  а  не  одни

только ее порядки вещей. Конечно, это только отчасти… конечно, это никак

не может быть для всех справедливо…

Он  замялся  и  не  докончил.  Несмотря  на  всё  волнение  свое,  он  был

чрезвычайно  заинтересован  разговором.  В  князе  была  одна  особенная

черта,  состоявшая  в  необыкновенной  наивности  внимания,  с  каким  он

всегда  слушал  что-нибудь  его  интересовавшее,  и  ответов,  какие  давал,

когда  при  этом  к  нему  обращались  с  вопросами.  В  его  лице  и  даже  в

положении  его  корпуса  как-то  отражалась  эта  наивность,  эта  вера,  не

подозревающая  ни  насмешки,  ни  юмора.  Но  хоть  Евгений  Павлович  и

давно  уже  обращался  к  нему  не  иначе  как  с  некоторою  особенною

усмешкой,  но  теперь,  при  ответе  его,  как-то  очень  серьезно  посмотрел  на

него, точно совсем не ожидал от него такого ответа.

– Так… вот вы как, однако, странно, – проговорил он, – и вправду, вы

серьезно отвечали мне, князь?



– Да разве вы не серьезно спрашивали? – возразил тот в удивлении.

Все засмеялись.

–  Верьте  ему,  –  сказала  Аделаида,  –  Евгений  Павлыч  всегда  и  всех

дурачит! Если бы вы знали, о чем он иногда пресерьезно рассказывает!

–  По-моему,  это  тяжелый  разговор,  и  не  заводить  бы  его  совсем,  –

резко заметила Александра, – хотели идти гулять…

–  И  пойдемте,  вечер  прелестный!  –  вскричал  Евгений  Павлыч.  –  Но

чтобы  доказать  вам,  что  в  этот  раз  я  говорил  совершенно  серьезно,  и

главное,  чтобы  доказать  это  князю  (вы,  князь,  чрезвычайно  меня

заинтересовали, и клянусь вам, что я не совсем еще такой пустой человек,

каким  непременно  должен  казаться,  –  хоть  я  и  в  самом  деле  пустой

человек!),  и…  если  позволите,  господа,  я  сделаю  князю  еще  один

последний  вопрос,  из  собственного  любопытства,  им  и  кончим.  Этот

вопрос  мне,  как  нарочно,  два  часа  тому  назад  пришел  в  голову  (видите,

князь,  я  тоже  иногда  серьезные  вещи  обдумываю);  я  его  решил,  но

посмотрим,  что  скажет  князь.  Сейчас  сказали  про  «частный  случай».

Словцо  это  очень  у  нас  знаменательное,  его  часто  слышишь.  Недавно  все

говорили  и  писали  об  этом  ужасном  убийстве  шести  человек  этим…

молодым человеком, и о странной речи защитника, где говорится, что при

бедном  состоянии  преступника  ему 




жүктеу 2,65 Mb.

Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   61




©g.engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет
рсетілетін қызмет
халықаралық қаржы
Астана халықаралық
қызмет регламенті
бекіту туралы
туралы ережені
орталығы туралы
субсидиялау мемлекеттік
кеңес туралы
ніндегі кеңес
орталығын басқару
қаржы орталығын
қаржы орталығы
құрамын бекіту
неркәсіптік кешен
міндетті құпия
болуына ерікті
тексерілу мемлекеттік
медициналық тексерілу
құпия медициналық
ерікті анонимді
Бастауыш тәлім
қатысуға жолдамалар
қызметшілері арасындағы
академиялық демалыс
алушыларға академиялық
білім алушыларға
ұйымдарында білім
туралы хабарландыру
конкурс туралы
мемлекеттік қызметшілері
мемлекеттік әкімшілік
органдардың мемлекеттік
мемлекеттік органдардың
барлық мемлекеттік
арналған барлық
орналасуға арналған
лауазымына орналасуға
әкімшілік лауазымына
инфекцияның болуына
жәрдемдесудің белсенді
шараларына қатысуға
саласындағы дайындаушы
ленген қосылған
шегінде бюджетке
салығы шегінде
есептелген қосылған
ұйымдарға есептелген
дайындаушы ұйымдарға
кешен саласындағы
сомасын субсидиялау