| нее,
что ли, влюблен, коли так? Теперь для
нее
приехал? Для
этой?
– Я приехал не для того, чтобы жениться, – ответил князь.
– Есть у тебя что-нибудь святое на свете?
– Есть.
– Поклянись, что не для того, чтобы жениться на
той.
– Клянусь, чем хотите!
– Верю; поцелуй меня. Наконец-то я вздохнула свободно; но знай: не
любит тебя Аглая, меры прими, и не бывать ей за тобой, пока я на свете
живу! Слышал?
– Слышал.
Князь до того краснел, что не мог прямо глядеть на Лизавету
Прокофьевну.
– Заруби же. Я тебя как провидение ждала (не стоил ты того!), я
подушку мою слезами по ночам обливала, – не по тебе, голубчик, не
беспокойся, у меня свое, другое горе, вечное и всегда одно и то же. Но вот
зачем я с таким нетерпением ждала тебя: я всё еще верю, что сам бог тебя
мне как друга и как родного брата прислал. Нет при мне никого, кроме
старухи Белоконской, да и та улетела, да вдобавок глупа, как баран, стала
от старости. Теперь отвечай просто
да
или
нет
; знаешь ты, зачем
она
третьего дня из коляски кричала?
– Честное слово, что я тут не участвовал и ничего не знаю!
– Довольно, верю. Теперь и у меня другие мысли об этом, но еще
вчера, утром, во всем винила Евгения Павлыча. Целые сутки третьего дня и
вчера утром. Теперь, конечно, не могу не согласиться с ними: до
очевидности, что над ним тут, как над дураком, насмеялись почему-то,
зачем-то, для чего-то (уж одно это подозрительно! да и неблаговидно!), – но
не бывать Аглае за ним, говорю тебе это! Пусть он хороший человек, а так
оно будет. Я и прежде колебалась, а теперь уж наверно решила: «Положите
сперва меня в гроб и закопайте в землю, тогда выдавайте дочь», вот что я
Ивану Федоровичу сегодня отчеканила. Видишь, что я тебе доверяю,
видишь?
– Вижу и понимаю.
Лизавета Прокофьевна пронзительно всматривалась в князя; может
быть, ей очень хотелось узнать, какое впечатление производит на него
известие о Евгении Павлыче.
– О Гавриле Иволгине ничего не знаешь?
– То есть… много знаю.
– Знал или нет, что он в сношениях с Аглаей?
– Совсем не знал, – удивился и даже вздрогнул князь, – как, вы
говорите, Гаврила Ардалионович в сношениях с Аглаей Ивановной? Быть
не может!
– Недавно очень. Тут сестра всю зиму ему дорогу протачивала, как
крыса работала.
– Я не верю, – твердо повторил князь после некоторого размышления и
волнения. – Если б это было, я бы знал наверно.
– Небось он бы сам пришел, да на груди твоей признался в слезах! Эх
ты, простофиля, простофиля! Все-то тебя обманывают, как… как… И не
стыдно тебе ему доверяться? Неужели ты не видишь, что он тебя кругом
облапошил?
– Я хорошо знаю, что он меня иногда обманывает, – неохотно произнес
князь вполголоса, – и он знает, что я это знаю… – прибавил он и не
договорил.
– Знать и доверяться! Этого недоставало! Впрочем, от тебя так и быть
должно. И я-то чему удивляюсь. Господи! Да был ли когда другой такой
человек! Тьфу! А знаешь, что этот Ганька, или эта Варька ее в сношения с
Настасьей Филипповной поставили?
– Кого?! – воскликнул князь.
– Аглаю.
– Не верю! Быть того не может! С какою же целью?
Он вскочил со стула.
– И я не верю, хоть есть улики. Девка своевольная, девка
фантастическая, девка сумасшедшая! Девка злая, злая, злая! Тысячу лет
буду утверждать, что злая! Все они теперь у меня такие, даже эта мокрая
курица, Александра, но эта уж из рук вон выскочила. Но тоже не верю!
Может быть, потому что не хочу верить, – прибавила она как будто про
себя. – Почему ты не приходил? – вдруг обернулась она опять к князю. –
Все три дня почему не приходил? – нетерпеливо крикнула ему она другой
раз.
Князь начал было рассказывать свои причины, но она опять перебила.
– Все-то тебя как дурака считают и обманывают! Ты вчера в город
ездил; об заклад побьюсь, на коленях стоял, десять тысяч просил принять
этого подлеца!
– Совсем нет, и не думал. Даже и не видал его, и, кроме того, он не
подлец. Я от него письмо получил.
– Покажи письмо!
Князь достал из портфеля записку и подал Лизавете Прокофьевне. В
записке было:
Достарыңызбен бөлісу: | 
