Абай атындағы ҚазҰПУ-нің Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы №4(62) 2017 ж.
135
сведения читателей свое сотрудничество с Исмаилом Сафа в газетах «
Иршад
» («Правильный путь») и
«
Маариф
» («Просвещение») автор не ведет очень глубокого анализа, называет его «одним из первых
летописцев литературы последних лет». Дающий поверхностные, в несколько предложений сведения о
биографии, не делящийся серьезными, значимыми сведениями о творческом мире Исмаила Сафа, автор
связывает это с тем, что в настоящее время произведений И.Сафа на руках у него нет, и он, обобщая
свои мысли, опирается на запомнившееся. А.Камал свою статью завершает следующими предло-
жениями, не столь важными для литературоведения: «Покойный писал, читал и говорил на тюркском,
арабском, персидском, французском. Из приходящих на память: «
Магдуреи-севда
» («Заложник
любви»), «
Мулахизати-адабийя
» («Литературные думы»), «
Сунухат
» («Воспоминания») [8, 340].
Статья «
Исбати иштибах
» («Доказательство ошибки») [9, 361-368] хотя носила в большей
степени общественно-политический характер, в ней не анализировались литературные произведения
и явления, было дано несколько предложений о критике, из которых приведем некоторые наиболее
подходящие: «Человек
для того, чтобы понять сущность произведения, явления, вынужден его
анализировать. При анализе произведения, явления он углубляется в суть» [9, 361]. Если даже
закрыть глаза на сложность понимания А.Камала, не сторонящегося даже оскорблять Тахира
Мусаева в
последующих статьях, обвиняющего его в написании на трудном, непонятном языке,
затрудняешься даже признать достоверными выводы, к которым он пришел, не анализируя какое-
либо произведение. Мишенью последней статьи А.Камала, вышедшей в «
Фуюзат
», снова стал Тахир
Мусаев. Донесший до читателей своё отсутствие некоторое время в Баку и поездку в Европу,
принижающий мусульманскую прессу словами «Разница между исламской
прессой и зарубежной
прессой превосходит разницу между железными дорогами и анатолийскими воловьими упряжками,
или же иранскими и арабскими караванами! Цели нет! Языка нет! Понимающих слова нет вовсе! Все
вложенное не что иное, как запоздалое сожаление». Этот самодовольный человек с занесенным
мечом набрасывается на произведение Тахира Мусаева в 6-ом номере альманаха «
Хагаиг
»
(«Истины») в Баку. На этом называющий это произведение «длинное пустословие» [10, 503] А.Камал
не успокаивается, снова приступает длинным-предлинным «наставлениям» с оскорбительными
выражениями. Приведя в пример образец
стихотворения из учителя Наджи, заявивший о том, что
Ибрагим Мусаев это стихотворение не поймет, А.Камал, именуя его дитя «
Истины
», издевается над
ним, не стесняясь даже опорочить иранскую литературу, называет эту литературу «испорченной
любовью и вином».
Как Азербайджанская журналистика, так и публицистическая деятельность других тюркских
народов постсоветского пространства, после советской власти в
корне изменила и тематику, и
политическое направление своей деятельности [11, 246].
Достарыңызбен бөлісу: