Атты VII халықаралық Ғылыми-əдістемелік конференция жəне қазақ психологиялық ҚОҒамының І қҰрылтай съезінің

81 

“Изучая  процессы  высших  функций  у  детей,  мы  пришли  к  следующему:  всякая  высшая  форма 

поведения  появляется  в  своем  развитии  на  сцене  дважды – сначала  как  коллективная  форма 

поведения,  как  функция  интерпсихологическая,  затем  как  функция  интрапсихологическая,  как 

известный  способ  поведения.  сами  для  себя» [4]. Такое  понимание  мышления,  позволяет  ученому 

выстроить  онтогенетическую  схему  развития  сознания  и  психики,  в  рамках  которой  мышление 

представлено в статуте “речевого мышления”. 

Возникающее  в  результате  осмысливания  социо(онто)генетической  схемы  развития  психики 

человека  реальное  наполнение  “горизонтального”  измерения  сознания  позволяет  представить 

концептуальную  модель  коммуникативного  субъекта  на  новом  уровне  рефлексии,  структурным 

ядром  которого  выступает  “хронотоп” – пространственно-временная  организация  сознания.  В  этом 

случае  пространственная  “вертикаль”  и  временная  “горизонталь”  сознания  задают  схему  движения 

“речевого мышления”, моменты перехода мысли в звучащее слово, и наоборот. 

Второй  момент  перехода  к  оперированию  научными  понятиями  заключается  в  воссоздании 

системы  понятий, “системного  целого”.  Сознательное  оперирование  научными  понятиями 

предполагает  переход  мышления  в  плоскость  системно-понятийного  измерений  сознания.  А  такое 

измерение сознания как раз и воспроизводится концептуальной моделью коммуникативного субъекта 

[4, с.125-131]. 

Проведенный  разбор  концептуальной  схемы  “развитие – обучение”  делает  очевидной 

функциональную нагрузку темпоральной и коммуникативной составляющих “речевого мышления” в 

рамках  “горизонтальной”  развертки  сознания.  Он  также  выявляет  основания  для  понимания  той 

причины,  побудившей  Л.  С.  Выготского  ввести  во  все  разработанные  им  схемы  хронотопического 

развертывания  “речевого  мышления”  фигуру  “Другого”.  С  его  помощью  происходит  их 

окончательное  превращение  в  оперативно-функциональные  схемы  как  “речевого  мышления” 

ребенка, так и взрослого [4, с.147-164]. 

Развивая  намеченную  Л.  С.  Выготским  схематическую  последовательность  мысленных  ходов, 

раскрывающих  природу  и  механизмы  функционирования  человеческого  сознания,  можно 

сформулировать  и  третий  мысленный  ход,  приближающий  нас  к  пониманию  специфики 

конструирования концептуальной модели коммуникативного субъекта. 

“Другой” – это  еще  и  сам  исследователь,  позицию  которого  разделяет  и  реализует  сам  Л.  С. 

Выготский. Он исследует не только сознание другого человека, но и рефлексивное движение своего 

собственного  сознания,  погруженного  в  стихию  иного  сознания.  Ближайшим  следствием  такого 

рефлексивного  движения  исследовательской  мысли  становится  концептуальная  модель 

коммуникативного субъекта, которая как раз и воплощает “Другого” исследователя сознания. Данная 

модель  есть  модель  деятельности  исследователя,  описывающего  акты  конструирования  сознания 

другого человека как своего собственного сознания. 

Подводя  итоги  и  пытаясь  оценить  методологическую  значимость  концептуальной  модели 

коммуникативного субъекта, выстроенной Л. С. Выготским и реконструируемой нами, стоит задаться 

некоторыми  вопросами,  требующими  дополнительного  прояснения.  Действительно,  зачем  и  ради 

чего было необходимо проводить скрупулезное исследование текстов Л. С. Выготского, выстраивать 

систему  аргументов  и  доказательств,  воссоздавая,  в  конце  концов,  явно  умозрительную  модель 

коммуникативного  субъекта?  Все  дело  заключается  в  том,  что  в  попытках  ограничиться  лишь 

описанием  таких  практик  исследователь  заведомо  попадает  в  методологическую  ловушку: 

субъективно-антропологическое  начало  речевого  общения  и  мышления,  т.е.  сам  живой  человек  в 

рамках  таких  описаний  “растворяется”  либо  в  самой  речевой  деятельности,  либо  в  символическо-

знаковых структурах процесса общения [5]. 

В  этом  случае  становятся  очевидными  достоинства  концептуальной  модели  коммуникативного 

субъекта, разработанной Л. С. Выготским. Она позволяет “удерживать” в различных актах общения 

антропологическую  позицию,  самодеятельное  начало  “человека  говорящего”  и  сопрягать  ее  с 

мышлением  как  “системой  внутренней  организации  опыта”,  которую  в  данном  конкретном  случае 

воплощает концептуальная конструкция коммуникативного субъекта. 

В  трудах  М.  М.  Бахтина  коммуникативный  субъект  выступает  как  фигура  “речевого  мира 

общества”. “Речевой мир общества” – это не простая совокупность фигур или жанров речи, но особое 

устройство  речевых  коммуникаций,  утверждающее  стиль  общественно-политической  жизни,  а 

вместе с ним и стиль мышления, и образ действия. “Опыт русской истории и истории так называемых 

“цивилизованных”  стран  показывает,  что  рост  экономического  и  социального  благосостояния 

начинался с реформ в образовании и устройстве речевых коммуникаций [6]. 

Но, пожалуй, главная социокультурная функция речевых коммуникаций как отдельного человека, 

так и нации в целом, заключается в формировании культурной и национальной, социально-групповой 

82 

и личностной идентичности. Указанные типы идентичности, в конечном счете, сводятся к процессам 

принятия  человеком,  разделяемых  той  или  иной  социальной  общностью,  культурных  образцов, 

ценностей и норм, а также выстраиванию образца “Другого” (“других”) в его самосознании. Вот эти-

то последние мысленные действия  по  конструированию  образа  “Другого” и  обретению  личностной 

идентичности и становятся предметом пристального внимания М. М. Бахтина. 

Рассмотрение  коммуникативного  субъекта  как  члена  “речевого  мира”  и  языкового  сообщества 

людей  накладывает  неизгладимый  отпечаток  на  само  понимание  М.  М.  Бахтиным  процессов 

социогенеза  и  психогенеза  коммуникативного  субъекта.  Они  возникают  и  постоянно  существует  в 

актах  речи  и  словесного  общения.  При  этом  речь  и  слово  трактуются  русским  мыслителем  не  как 

формальные  символическо-знаковые  структуры  общения,  а  как  отягощенные  социальными  и 

культурно-идеологическими коннотациями выражения психосоматических состояний – переживаний 

присутствия  “Другого”  во  внутреннем  мире  коммуникативного  субъекта  в  виде  “тяжелого” 

чувственного тела и энергетического комплекса аффектов. 

Третьей  областью,  в  которой  творческий  акт  выходит  за  пределы,  определяемые  мастером, 

является  язык.  Открывая  “настоящее”  человеческого  существования  необходимому,  языковая 

традиция  втягивает  человека  в  со-бытие,  неосознаваемость  которого  означает  не  отказ  от  разума, 

сознания,  но  признание  факта  встречи  с  другими,  принципиально  не  сводимыми  к  результатам 

человеческого  конечного  разумения.”  Другим  необходимым  условием  служит,  разрабатываемое  М. 

М.  Бахтиным,  оригинальное  представление  “слова”,  раскрывающее  природу  “речевой 

коммуникации”  как  основной  структурной  единицы  “материального  общения”  в  “речевом  мире 

общества”. 

Таким  образом,  оказывается,  что  в  отдельном  слове  человека  в  момент  его  высказывания 

проявляется “внутренняя личность” во всей полноте своего конкретно-исторического бытия. В самом 

слове слышится не столько собственное звучание, сколько идеологические и жизненные коннотации. 

Вот  это  понимание  слова  и  дает,  наконец-то,  возможность  приступить  к  описанию,  разработанной 

М.М. Бахтиным, методологии конструирования концептуальной модели коммуникативного субъекта 

как  некоего  существа,  возникающего  и  “живущего”  в  диалоге  с  самим  собой  как  “Другим”  и 

“Другими” как самим собой. 

Останавливаясь  на  анализе  возможностей  реализации  мирообразующих  функций  слова,  М.  М. 

Бахтин  указывает  на  два  основных  переходных  момента,  которые  содействуют  актуализации  этой 

функции слова. “Медиумным” моментом слова, как развертывающегося в структурах поэтического, 

художественного  произведения  первоэлемента,  становится  образ,  объединяющий  “глубину  и 

общность  смысла  с  единичностью  произнесенного  звука”.  Вторым  важнейшим  моментом, 

содействующим реализации мироустроительных функций слова, служит момент включения в слово 

социальной  оценки [7, с.78-91].  Итогом  рассуждений  М.  М.  Бахтина  о  слове,  которому  он  придает 

онтологическую,  социальную  и  историческую  значимость,  становится,  подготовленный  всем 

предшествующим ходом мысли российского философа, переход в измерение моральной практики – в 

мир  действенного  и  ответственного  поступка,  где  слово,  мысль  и  само  действие  оказываются 

поступками. 

Итак,  коммуникативный  субъект – это,  по  определению  М.М.Бахтина,  субъект,  моделирующий 

акт  обретения  своей  личностной  идентичности  в  моментах  осознания  уникальности  своей 

причастности к исторически свершающемуся бытию, единственности и неповторимости творческого 

акта порождения творения [7, с.103-127]. Эти моменты осознания объединяются М. М. Бахтиным в 

актах внутреннего проговаривания, словесной автокоммуникации, в понятии “поступка”. Последнее 

рядом  современных  исследователей  в  области  теории  деятельности  трактуется  еще  и  как  понятие 

“мировоззренческого поступка” [7, с.128]. 

“Высший  архитектонический  принцип  действительного  мира  поступка  есть  конкретное, 

архитектонически-значимое противопоставление «Я» и «Другого» [7, с.129]. Подобное утверждение 

М.  М.  Бахтиным  “двуплановой  ценностной  определенности  мира”  знаменует  собой  не  только 

апофеоз  процесса  обретения  творцом  и  мастером  своей  личностной  идентичности,  но  и  наглядно 

очерчивает внутреннее пространство деятельности коммуникативного субъекта, который прозревает 

свою собственную природу как природу морального субъекта» [8]. 

В  рамках  выработки  коммуникативных  процедур  социального  общения,  а  также  выявления 

моментов  сопоставления  концептуальных  разработок  моделей  коммуникативного  субъекта, 

проводимые исследователями разных профессиональных ориентаций – психологом Л.С. Выготским, 

филологом  М.М.  Бахтиным,  объединяются  в  своем  интересе  к  изучению  феномена  речевых 

коммуникаций.  Их  роль  в  становлении  психики,  сознания  и  социально  поведения  человека 

несомненна.