Bulletin «Филология ғылымдары» сериясы

Абай атындағы ҚазҰПУ-нің Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы №4(62) 2017 ж. 
135
сведения читателей свое сотрудничество с Исмаилом Сафа в газетах «
Иршад
» («Правильный путь») и 
«
Маариф
» («Просвещение») автор не ведет очень глубокого анализа, называет его «одним из первых 
летописцев литературы последних лет». Дающий поверхностные, в несколько предложений сведения о 
биографии, не делящийся серьезными, значимыми сведениями о творческом мире Исмаила Сафа, автор 
связывает это с тем, что в настоящее время произведений И.Сафа на руках у него нет, и он, обобщая 
свои мысли, опирается на запомнившееся. А.Камал свою статью завершает следующими предло-
жениями, не столь важными для литературоведения: «Покойный писал, читал и говорил на тюркском, 
арабском, персидском, французском. Из приходящих на память: «
Магдуреи-севда
» («Заложник 
любви»), «
Мулахизати-адабийя
» («Литературные думы»), «
Сунухат
» («Воспоминания») [8, 340]. 
Статья «
Исбати иштибах
» («Доказательство ошибки») [9, 361-368] хотя носила в большей 
степени общественно-политический характер, в ней не анализировались литературные произведения 
и явления, было дано несколько предложений о критике, из которых приведем некоторые наиболее 
подходящие: «Человек для того, чтобы понять сущность произведения, явления, вынужден его 
анализировать. При анализе произведения, явления он углубляется в суть» [9, 361]. Если даже 
закрыть глаза на сложность понимания А.Камала, не сторонящегося даже оскорблять Тахира 
Мусаева в последующих статьях, обвиняющего его в написании на трудном, непонятном языке, 
затрудняешься даже признать достоверными выводы, к которым он пришел, не анализируя какое-
либо произведение. Мишенью последней статьи А.Камала, вышедшей в «
Фуюзат
», снова стал Тахир 
Мусаев. Донесший до читателей своё отсутствие некоторое время в Баку и поездку в Европу, 
принижающий мусульманскую прессу словами «Разница между исламской прессой и зарубежной 
прессой превосходит разницу между железными дорогами и анатолийскими воловьими упряжками, 
или же иранскими и арабскими караванами! Цели нет! Языка нет! Понимающих слова нет вовсе! Все 
вложенное не что иное, как запоздалое сожаление». Этот самодовольный человек с занесенным 
мечом набрасывается на произведение Тахира Мусаева в 6-ом номере альманаха «
Хагаиг
» 
(«Истины») в Баку. На этом называющий это произведение «длинное пустословие» [10, 503] А.Камал 
не успокаивается, снова приступает длинным-предлинным «наставлениям» с оскорбительными 
выражениями. Приведя в пример образец стихотворения из учителя Наджи, заявивший о том, что 
Ибрагим Мусаев это стихотворение не поймет, А.Камал, именуя его дитя «
Истины
», издевается над 
ним, не стесняясь даже опорочить иранскую литературу, называет эту литературу «испорченной 
любовью и вином». 
Как Азербайджанская журналистика, так и публицистическая деятельность других тюркских 
народов постсоветского пространства, после советской власти в корне изменила и тематику, и 
политическое направление своей деятельности [11, 246].

жүктеу 6,12 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: