262
–
В то же время русский язык является средством
распространения знаний о Казахстане, о казахском народе, о его языке,
культуре. И не в одном тюркоязычном мире, а в глобальном масштабе.
–
Безусловно. У русского языка информативный резонанс много
шире. У меня у самого издано с десяток книг для русскоязычных
читателей. Конечно же, надо знать другие языки. Одноязычный человек
– не совсем счастливый человек. Бедный, по крайней мере. От жизни он
мало получает. Но, не зная родного языка, теряешь дух родной нации,
забываешь традиции и обычаи своего народа, не
помнишь и даже не
знаешь, кто ты такой.
–
А ведь есть и такие иностранцы, которые напрямую
воспринимают казахский язык. Без посредничества другого языка.
– Я вам скажу,
что многие зарубежные, к примеру, инвесторы,
намереваясь приехать в Казахстан, рассчитывали, что раз там казахи,
то надо знать казахский язык. И готовились его изучать. Но увидели,
что казахи
сами не говорят на казахском, и быстренько на русский
переключились. Однако встречаются и принципиальные, настойчивые
специалисты, которые прекрасно овладели казахским и непосредственно
общаются с казахами.
– У меня есть один молодой соискатель из Южной Кореи Чун Мин
Хо-из Сеула. Я дал ему тему о родстве алтайских языков и тюркских,
монгольских, тунгусо- маньчжурских, корейского и японского. Он
написал диссертацию на казахском языке и скоро будет ее защищать.
Причем говорит без акцента. Он перевез сюда семью. Живут они рядом
с Каскеленом, он преподает в аульной школе.
Себя называет Абаем,
жену – Айгерим. Оба сына говорят по-казахски, на домбре играют. И
что показательно, он создал на родине целую систему по изучению
казахского языка. Организовал курсы, издал учебники и в Алматы, и в
Сеуле. Там есть бизнесмены, которые считают необходимым знать наш
язык. Так что он как «мост» между Южной Кореей и Казахстаном.
–
А что предопределило то, что вы сами стали именно языковедом?
– Порой желание – одно, а реальность – другое. Я еще до войны
хотел быть художником. Или математиком. Когда грянула война,
я окончил 9-й класс. Пришел в 10-й, а его нет:
все преподаватели на
фронте. И я с группой мальчишек подал заявление пойти добровольцем
на фронт. Мое желание учли, и в 1942 году призвали. Прошел курсы
в Ленинградском военном училище. Воевал. Закончил войну в
войсках 2-го Белорусского фронта под командованием Рокоссовского
263
на реке Одер, в городе Штеттин (польский Щецин). Демобилизовался
лейтенантом в 1946 году. Отец мой и братья погибли на войне. Поработал
немного в военкомате и опять пошел в 10 класс, в офицерском кителе.
Получил аттестат и приехал в Апматы поступать на математический,
но побоялся не выдержать экзамен. Знания-то на фронте поистерлись.
А язык казахский всегда со мной. К тому же я и уйгурский язык знаю,
потому как вырос среди уйгуров. И решил поступать на историко-
филологический факультет Казахского государственного университета.
–
Будучи еще студентом, я увлекся научными работами Чокана
Валиханова. Он ведь стал всемирно известным ученым в немалой
степени благодаря изучению истории, языка и литературы уйгуров.
Почему бы и мне не попробовать? И я, единственный из всех студентов,
написал дипломную работу на уйгурском языке. Я сориентировался:
казахских языковедов и литературоведов предостаточно,
научная же
ниша уйгуроведения посвободнее. К тому же однажды нас, студентов,
принял президент Академии наук Каныш Имантаевич Сатпаев. Он
провел с нами около трех часов. С каждым беседовал индивидуально.
И я ему сказал о своем желании заняться уйгурским языком. Он
спрашивает: вы сами казах? Я говорю: да. И он горячо меня поддержал:
молодец! Но добавил, что научного руководителя здесь, в Алматы, мне
не найти. Но есть в Ленинграде всемирно известный ученый Сергей
Ефимович Малов, который в годы войны жил в Алматы. Он подготовил
к печати многие труды по древнетюркским письменным памятникам.
И вот при поддержке президента нашей Академии наук я поехал в
Ленинград. Остановился в гостинице, позвонил Сергею Ефимовичу
домой.
Достарыңызбен бөлісу: 
