Грин А.С.
Брод яга и начальник тюрьмы / Грин А.С.—М.:ООО «ДА!Мед иа», 2015.
«Брод яга и начальник тюрьмы» –
рассказ русского писателя, прозаика, поэта,
пред ставителя неоромантической школы Александ ра Грина (Александ р Степанович
Гриневский) (1880-1932). Написан и впервые опубликован в 1924 год у в сборнике «Серд це
пустыни».
Сюжетную основу миниатюры «Брод яга и начальник тюрьмы» составляет случайная
встреча начальника тюрьмы провинциального город ка с арестантом-брод ягой – неким
«рванным субъектом», которого к начальнику Пинкертону д оставили, чтобы вскопать
клумбы.
ISBN 978-5-4472-4216-9
© ООО «ДА!Мед иа», 2015
Бродяга и начальник тюрьмы
"Свет полон несправед ливости. Ни од но д арование не наход ит д остойной оценки. К
чему, например, высшее образование, честолюбивые мечтания, безусловная поряд очность,
аккуратность, наконец, почерк, каким не постыд ились бы писать на Олимпе? Увы, все
тщета".
Так рассужд ал начальник тюрьмы в Н. — город ке, столь уед иненном и малом, что он
никак не мог позволить себе роскошь иметь большую тюрьму и важных преступников.
Ед ва ли было хоть раз, что все сорок камер тюрьмы заняты постояльцами. Как правило,
од новременно наход илось в ней не более д есяти арестантов; но не было блестящих имен.
Ни Равашоль
1
, ни Джек-Потрошитель
2
, ни Картуш, ни Ринальд о Ринальд ини — но мелкие
воры и серые жулики д а брод яги.
Таким образом, Пинкертон
3
,
начальник тюрьмы, возненавид евший свою громкую
фамилию именно за ее блеск фальшивого бриллианта, вечно страд ал желчью и напрасным
честолюбием.
Наступила весна. Тысячи честолюбцев, легионы непонятых Наполеонов возд елывают в
это время гряд ки или окапывают клумбы. Это их роковая суд ьба: сажать салат и пионы, в
то время как их более счастливые камрад ы насаживают пограничные столбы.
Так поступал теперь и Пинкертон: он брод ил по маленькому тюремному сад у,
намечая, гд е, что и как посад ить. Сад ик был отд елен от тюремного д вора живой
изгород ью; с д ругой стороны к нему примыкала наружная стена. У стены стояло кресло-
качалка; поброд ив, Пинкертон сел в нее, утомленный ночной работой, и стал жмуриться
под жаркими лучами, как кот. Солнце, накаливая стену, образовало зд есь род парника;
начальник вспотел.
Вошел часовой с хлипким мышепод обным субъектом, д остаточно рваным, чтобы
под робно не описывать его костюм. Его маленькие
глаза бегали с зад умчивым
выражением; короткое, костлявое лицо, укрытое гнед ой пеленой, имело философский
оттенок, свойственный вообще брод ягам.
— Можешь ты копать землю? — спросил Пинкертон. — Вообще — умеешь ли работать
в сад у? Ступайте, Смит, я буд у сид еть зд есь.
Часовой ушел; начальник повторил вопрос.
— Умею ли? — почтительно переспросил рваный субъект, — но, право, вы меня
рассмешили. Я работал в висячих сад ах герцогини Джоанны Фиоритуры, в парке лорд а
Альвейта, в оранжереях знаменитого сад овод а Ниццы Кумахера, и я...
— Похоже,
что ты врешь, — перебил Пинкертон, зевая и располагаясь уд обнее. —
Только вот что, приятель: вид ишь эти д ве клумбы? Над о их под нять выше.
— Пустое д ело, — сказал брод яга. — Не извольте беспокоиться. Од нажд ы,
путешествуя, — пешком, разумеется, — из Белград а в Герцеговину, я возымел желание
украсить прид орожные луга. Я нашел старую лопату. Что же? К вечеру полторы мили
лугов были покрыты клумбами, на которых росли естественные д икие цветы!
— Как ты лжешь! — сказал Пинкертон. — Зачем ты лжешь?
Прежд е чем ответить, брод яга сд елал несколько уд аров киркой, затем оперся на нее с
вид ом отд ыхающего скульптора.
— Это не ложь, — грустно сказал он. — Боже мой! Какая весна!
Вспоминаю мои
приключения сред и гор и д олин Эвареска. Великолепно ид ти босиком по свежей пыли.
Крестьяне иногд а сажают обед ать. Спишь на сене, повторяя милый урок из раскинутой
над головой астрономии. Как пахнет. Там много цветов. Ид ешь, как буд то по мед у. Также
озера. Я имел уд очки. Бывали странные случаи. Раз я поймал карпа в д вад цать д ва фунта. И
что же? В его желуд ке оказался серебряный наперсток...
— На этот раз ты д ействительно безбожно врешь! — крикнул Пинкертон. Карп в
д вад цать д ва фунта — абсурд !
— Как хотите, — равнод ушно сказал брод яга, — но вед ь я его ел.
Наступило молчание. Арестант разрывал небольшой участок.
— Нет лучше наживки, — сказал он, вытаскивая из глыбы и перебрасывая с руки на
руку огромного ленивого червя, — как эти выползки д ля морского окуня.
Вот обратите
внимание. Если его разорвать на небольшие куски, а затем д ва или три из них посад ить на
крючок, то это уже не может сорваться. Испытанный способ. Межд у тем профаны
над евают од ин кусок, отчего он стаскивается рыбой весь.
— Глупости, — сказал Пинкертон. — Как же не сорвется, если выползка перевернуть и
проколоть несколько раз, головкой вниз.
— Вверх головкой?!
— Нет, вниз.
— Но обратите внимание...
— А, черт! Я же говорю: вниз!
Арестант сожалительно посмотрел на начальника, но не стал спорить. Од нако был он
зад ет и, взметывая киркой землю, бурчал весьма явственно:
— ...не на всякий крючок. Притом рыба пред почитает брать с головы. Конечно, есть
чуд аки, которые д аже о поплавке знают не больше кошки. Но зд есь...
Снова устав, землекоп повернулся к Пинкертону, убед ительно и кротко журча:
— А знаете ли вы, что на сто случаев мгновенного утопления поплавка д евяносто
пустых, потому что рыба срывает ему хвост?! Головка же тверже д ержится. Од нажд ы
совершенно не д вигался поплавок, лишь только повернулся вокруг себя, и я понял, что
над о тащить. А почему? Она жевала головку; и я под сек. Межд у тем...
Его
речь текла плавно и наивно, как песня. Жара усиливалась. От ног Пинкертона к
глазам под нималось слад кое сонное оцепенение; полузакрыв глаза, вслушивался он в
ропот и шепот о зелени глубоких озер, и, наконец, чтоб ясно пред ставить острую д рожь
вод яных кругов вкруг настороженного поплавка, зажмурился совершенно. Этого только и
ожид ал сон: Пинкертон спал.
— Это так портит нервы, — ровно прод олжал брод яга, грустно смотря на него и тихо
жестикулируя, — так портит нервы плохая насад ка, что я решил сажать только вверх. И
очень тщательно. Но не вниз.
Он умолк, зад умчиво осмотрел Пинкертона и, степенно оглянувшись,
взял из его
лежавшего на столике портсигара папироску. Закурив ее и взд охнув, причем его глаза
мечтательно брод или по небу, он пускал д ым, повторяя: "Нет, нет, — только вверх. И
никогд а — вниз. Это ошибка".
Он бросил окурок, не торопясь под ошел к д альнему углу сад а, гд е сваленные од на на
д ругую пустые известковые бочки пред ставляли д ля него известный соблазн, и влез на
гребень стены. — "Вниз, — бормотал он, — это ошибка. Рыба непременно стащит.
Исключительно — вверх!"
Затем он спрыгнул и исчез, прод олжая тихо серд иться на легкомысленных рыбаков.
1924